— Подождем, — сказал Тухлый. — Они никуда не денутся. Радченко где-то тут. На узком пространстве между хайвеем и озером.
— Да, на хайвей он вряд ли вернется, — сказал Сэм Кроткий. — Рискованно.
— Точно, не вернется, — согласился Тухлый. — Он наверняка уверен, что ориентировки на их тачку уже передали дальше. Кому надо. Он думает, что есть другие люди, которые встретят его возле Торонто. И правильно думает. На этот раз этот парень не ошибается. Поэтому он постарается выждать время, сбить нас со следа. Что ж, подождем…
Медленно потекли минуты, дорога была пуста. По радио транслировали записи старого джаза.
Глава двадцать шестая
Игорь Кусов, человек с живым непоседливым характером, к тому же очень любопытный, вертелся на заднем сидении. Пользуясь тем, что сидит в одной машине с самим Стасом Тухлым, человеком авторитетным, которого называют правой рукой Дробыша, он хотел расспросить о боссе. Тем более заняться нечем, есть время поболтать.
Тухлому было приятно поговорить на эту тему, приятно выглядеть человеком осведомленным. Он был убежден, что такая беседа несет в себе не только информационную, но и воспитательную нагрузку. Люди, которые работают на Дробыша, должны разглядеть в боссе неординарную личность. Легче выполнять приказы живого человека, сильного и влиятельного, к тому же не лишенного человеческого обаяния, а не команды бездушного и безликого мешка с деньгами.
Стас Тухлый сходу рассказал несколько назидательных историй и перешел ко второй части программы: отвечал на вопросы.
— Я слышал, будто босс, ну, как бы сказать, — Кусов решился на смелый вопрос. — Что он человек не очень щедрый. Даже скорее, прижимистый. Это так?
— Один раз в Испании он выстоял часовую очередь у магазина. Там продавали обувь со скидкой сорок процентов. Была страшная жара. Он в тот день сэкономил долларов двести. Или около того. А на следующий день подарил одной барышне, местной певице, которая, честно говоря, этого не заслужила, дорогущую квартиру в историческом центре Мадрида.
— Я слышал, что он курит?
— Хочет бросить, да не получается, — сказал Тухлый. — Смолит по три пачки в день. Раньше он не любил летать в самолетах. А летать по миру приходилось много. Страдал, что нельзя курить даже в первом классе. Эта была настоящая мука, просто пытка. Чтобы курить, когда захочется, он купил собственный самолет. А потом другой самолет, больше первого.
Кусов долго хранил молчание, подумал и задал еще один вопрос:
— Правда, что на все разборки босс возил с собой не пушку, а самурайский меч? И сам рубил врагов в лапшу?
— Насчет меча не в курсе, — Тухлый решил, что у любой откровенности есть свои пределы. — Лично я об этом не знаю. И мечей у него не видел.
* * *
Боб слетел с ног, провалился в канаву, в пугающую темную пустоту. Уже ничего не соображая, стал карабкаться наверх. Зацепился за скользкие стебли травы, резавшие ладони, и снова оказался внизу, в липкой темноте болота. Бешено вращая глазами, пополз вверх, выбрался на дорогу. Но там ждал Радченко. Пинками он заставил Боба подняться и ударил открытой ладонью в лицо. Падая, Боб боком повалился на багажник машины, перевернулся на живот, медленно сполз на землю.
Радченко снова схватил его за ворот, поставил на ноги. Затем повернул Боба к себе спиной, стянул с него куртку. Вывернул ее наизнанку и разорвал тонкую клетчатую подкладку. К ногам упали мобильный телефон и пара продолговатых, с мизинец толщиной, белых пакетиков. Боб стоял, прижавшись задом к багажнику, и только поэтому сохранял равновесие. Голова кружилось, подступала тошнота.
Радченко разорвал упаковку одного из пакетиков, высыпал порошок на ладонь и подержал ее под носом Боба. Затем вывалил порошок в грязь. Боб повалился на колени, словно захотел собрать кокаин. Он заплакал, повторяя только одно слово «пожалуйста». Радченко сунул второй пакетик в карман. Он поднял бейсболку, натянул ее на голову Боба. Затолкав его на заднее сидение, сел за руль и, не сказав ни слова, поехал дальше.
— И ты, мой брат, сидел и смотрел, как меня убивают, — Боб, плакал, размазывая слезы и кровь по чумазой физиономии. — Ты просто сидел…
— Тебя надо было убить, — процедил Дик.
* * *
Когда снова зазвонил телефон, Тухлый вдруг забеспокоился. На этот раз говорил ближайший компаньон босса Павел Стороженко.
— Старик уже звонил тебе? — спросил Стороженко, забыв даже сказать «здравствуй».
— Дядя Витя еще не протрезвел?
— Стас, дела плохи, босса убили, — Стороженко выдержал длинную паузу, давая возможность собеседнику прийти в себя. — Я еще не знаю всех подробностей, но теперь они не имеют большого значения. Наш человек в полиции сообщил, что стрелял один псих. Этого придурка пришили на месте. Но от этого не легче.
— То есть как?
— Я же говорю: какой-то придурок стрелял в босса. Почти в упор, несколько выстрелов. И все. Босса привезли в больницу уже мертвым. Ты сейчас где?
— Надо разобраться с этими деятелями. Ну, юристом и девчонкой. Ты разве не в курсе?
— В курсе, разумеется, — ответил Стороженко. — Но после смерти босса нам ни к чему эта девчонка. И этот юрист тоже. С девчонки больше не получишь ни цента. Понимаешь, все изменилось, весь расклад?
— Понимаю, — ответил Тухлый.
— Тогда так. Надо чтобы ты немедленно отправился в аэропорт и взял билет на первый же рейс до Москвы. Смерть хозяина осложнит некоторые вопросы. Многие захотят потеснить нас с рынка прямо сейчас. Воспользоваться моментом и нанести еще один удар. Я не могу говорить открытым текстом, но, надеюсь, ты и так все понимаешь. Слух, что босса не стало, уже прошел. Я буду ждать тебя, Стас. Ты меня слышишь?
Тухлый подумал, что Стороженко человек тертый и опытный, у него связи на самом верху, среди больших чиновников, и среди московских гангстеров. Еще он умеет считать деньги, говорить и договариваться с людьми, он прижимист, но не жаден. Он как раз тот человек, на которого можно положиться. Босс знал, что Староженко не подведет, поэтому поднял его наверх, сделал компаньоном. Но до босса этому парню еще далеко.
— Конечно, слышу. Черт побери…
— Езжай в аэропорт, — повторил Стороженко. — Я жду тебя.
— Понял, — ответил Тухлый. — Я так и сделаю.
Он опустил трубку в карман, закрыл глаза и пару минут просидел так, испугавшись, что и его голос задрожит, а слезы брызнут из глаз, словно у ребенка. Сэм Кроткий тоже молчал, кажется, он понял все. И впал в состояние прострации. Он вытянул вперед руку, и стал смотреть на внешнюю сторону ладони, где была татуировка паука. Сэм сжимал и разжимал кулак, паук шевелил длинными лапками словно живой.
— Босса грохнул какой то, — Тухлый длинно выругался. — Стороженко сказал, что надо в Москву срочно лететь. Какие-то разборки намечаются.
