Что-то я себе напридумывала, — тут же спохватилась она. — А если показать фото Якимчуку и рассказать результат экспертизы? Впрочем, маловероятно, чтобы Якимчук принял мои доводы и эту фотографию для расследования».
Ночью Оксане приснился портрет Шарля де Виржи, который оказался в ее комнате. Удивленная, она подошла к портрету, и тот вдруг начал расти, пока не приобрел размеры в человеческий рост, и это оказалось зеркало. Она увидела свое отражение рядом с де Виржи.
Испуганно отступила в сторону, чтобы скрыться от страшного соседства, но де Виржи вышел из зазеркалья и оказался рядом с ней в комнате. От охватившего ее ужаса Оксана проснулась.
Напряжение не отпускало ее. Казалось, в темноте комнаты кто-то прячется. Она быстро включила ночник и облегченно вздохнула — страхи были напрасными. И тут что-то хрустнуло за окном — там кто-то был!
Выключив свет, она с замиранием сердца приблизилась к окну. До нее донеслись едва слышные удаляющиеся шаги. Росшая под окном вишня и ночной полумрак затрудняли обзор, но на мгновение она увидела темный силуэт, мелькнувший в лунном свете.
Зачем кому-то потребовалось перелезть через забор и подобраться к ее окну, ведь калитку на ночь закрывают на замок? За ней наблюдают? Для чего?
Глава 14
Ранним утром Оксана проснулась от тягостного ощущения, и на нее нахлынули воспоминания о ночном происшествии. В самом деле кто-то прятался ночью под ее окном, наблюдая за ней, или ей со сна показалось?
Заиграла мелодия мобильного, голосом Ин-Грид выгнав из нее остатки сна. Кому это не терпится, ведь за окном только рассвело?
Это оказалась испуганная Вета.
— Он снова был у меня!
— Кто?
— Назвался Вениамином, моим мужем, но я ему не открыла дверь!
— Может, это действительно был Алмазов?
— Голос и манера говорить очень похожи, как у Вениамина. Не знаю, почему я не открыла дверь. Возможно, оттого что его появление в ночь было неожиданным…
— Вы с ним разговаривали?
— Он потребовал, чтобы я забрала из милиции заявление о его исчезновении. Мне кажется, он боится ответственности из-за происшедшей аварии, в которой погиб человек.
— Что вы собираетесь делать? Заявить в милицию?
— Не знаю. Может, мне забрать заявление об исчезновении Вениамина, как он и требует?
— Вы уверены, что это был ваш муж?
— Не уверена, хотя… — Вета замолкла.
— Видите, вы сомневаетесь. Советую подать заявление о ночном проникновении и несколько дней пожить у знакомых, если боитесь.
— Ужасно боюсь, но дом не брошу. Вы же понимаете, если узнают, что хозяев в нем нет, то его сразу обнесут. У нас в поселке кражи не редкость.
— Заведите собаку, пригласите пожить с вами знакомых, но заявление в милицию подайте. Позвоните следователю, думаю, он вам посоветует то же самое. Возможно, устроят засаду, ведь неспроста ночами кто-то шастает у вас в доме.
— Хорошо, я подумаю. А вы не хотите погостить у меня? Пожалуйста, я очень вас прошу!
— Это проблематично. Тетя болезненно воспринимает, когда я не ночую дома, и мне приходится считаться с ее мнением.
— Я буду вам так благодарна! Одной очень страшно!
— И все же, почему вы сомневаетесь, что тот, кто приходил к вам ночью, не был вашим мужем?
— Не знаю. По всему вроде бы Вениамин, а самой страшно открыть дверь. Это вывело его из себя — он стал мне угрожать, а я еще больше испугалась.
— В газете появилась статья об исчезновении людей, связанных с фильмом «Красная маска». К вам приезжали журналисты, заходили в кабинет вашего мужа?
— Журналисты были, но дальше гостиной они не заходили. В кабинет я зашла вместе с вами — все эти дни в нем даже не убирала.
— Я вам позже перезвоню и сообщу, смогу ли я сегодня вечером приехать.
— Постарайтесь, чтобы получилось! — умоляющим голосом попросила Вета.
— Подумаю, как это сделать незаметно, не исключено, что за вашим домом ведется наблюдение.
Оксана поехала в красный университетский корпус имени Т. Г. Шевченко, хотя понимала, что для ее расследования это бесполезно. Припарковав автомобиль на Владимирской, возле университетского парка, она направилась в ректорат. Узнав, что ее интересуют преподаватели, работавшие в университете в тридцатые годы, ее направили в музей университета.
Оксана созвонилась с распорядительницей музея, и та встретила ее в вестибюле «красного корпуса». Симпатичная темноволосая женщина представилась просто — Люба, и они поднялись на третий этаж, прошли в левое крыло здания. Оксана, к своему стыду, несмотря на то, что проучилась здесь пять лет, никогда не была в музее.
Они шли по знакомым ей коридорам университета, мимо больших и светлых аудиторий, и Оксана внимательно, с надеждой всматривалась в лица идущих навстречу студентов, преподавателей, словно ожидая увидеть знакомых, но напрасно. Семь лет после окончания — это не маленький промежуток времени, и нынешние студенты, когда она оканчивала вуз, еще учились в школе. Мысленно пообещала себе на обратном пути зайти в деканат юридического, где, без сомнений, встретит своих недавних преподавателей. Люба открыла дверь в торцовой полукруглой стене, и они вошли в большой, светлый зал с высоким потолком. Вдоль стен с обеих сторон стояли экспозиционные стеклянные столы с витринами, а посреди зала имелся надстроенный второй этаж, на который вела изящная лестница.
— Давно, еще в середине девятнадцатого века, здесь находилась католическая церковь университета, с тех пор это помещение многократно меняло свое функциональное назначение. Музей университета был основан в 1966 году, но сюда он перебрался в 1978. Вам прочитать обзорную экскурсию? Или у вас есть конкретные вопросы?
— Мне хотелось бы узнать о Василии Ивановиче Хоме, бывшем университетском преподавателе в 30-е годы.
— Хома Василий Иванович? Эта фамилия мне не попадалась при изучении архивных материалов. Боюсь, что, если даже найдем его фамилию в списках преподавателей, информация о нем на этом и закончится. Вы же понимаете, 30-е годы не только далеки по времени — они стали трагическими для многих людей. Те, на кого тогда навесили ярлык «враг народа», бесследно исчезли, а их имена стали крамолой, и от них постарались избавиться.
— Очень жаль! — горько вздохнула Оксана, осознавая, что сейчас оборвалась ниточка расследования, на которую она очень рассчитывала. — Понимая, сколько времени с тех пор утекло, я все же задам глупый вопрос: есть ли в живых кто-нибудь из тех, кто работал здесь в те годы, не позже тридцать седьмого?
— В тридцать седьмом? Даже если кто и был в те годы студентом, не говоря о преподавателе, то ему сейчас должно быть за девяносто, — с сомнением в голосе сказала Люба и задумалась. — Впрочем, я, кажется, знаю, кто вам может помочь. Илья Варфоломеевич Бортников. Если не он, то никто вам не поможет. Он долгие годы был заведующим научной библиотекой университета, по старинке любил называть себя архивариусом. Помешан на истории университета, и хотя ему под девяносто, имеет прекрасную память.
