В сентябре-октябре врачи отметили, что понимание речи «заметно увеличивается». Мало того, при чтении газет, которое происходило в это время почти ежедневно, Владимир
Ильич не только «живо реагирует» на прочитанное, но и сам «начинает несомненно прочитывать некоторые слова»1.
«Установился, — пишет Крупская, — такой порядок: после того, как Владимир Ильич сам просматривал газету, я прочитывала ему телеграммы, передовицу, статьи по его указанию. Сам он очень быстро ориентировался в газете, что прямо поражало докторов, и не позволял пропускать ничего существенного».
Когда, стараясь не огорчать его, пишет Крупская, она ничего не сказала о смерти Мартова, он сам нашел сообщение об этом в эмигрантских газетах и «укоризненно показал мне». Это повторилось 18 сентября, когда Ленин прочел об убийстве в Лозанне В. Воровского, 21 сентября, когда газеты сообщили о покушении на дочь спецкора «Известий» в Париже давнего знакомого Владимира Ильича Шарля Раппопорта.
«Статьи, — продолжает Крупская, — он выбирал так, как выбирал бы здоровый. Просил читать ему вслух лишь то, что содержало фактический материал, просил, например, прочесть заметку [две статьи Радека — ВЛ] о финансовых реформах Гильфердинга, статью о гарантийном банке…» Просил достать «вновь вышедшую книжку “о мясниковщине”»
1252
1253.
А в октябре Крупская пишет Зиновьеву: «В.И. прочел объявление о “Звезде” и о своей статье в ней [статья 1916 года «О карикатуре на марксизм и об “империалистическом экономизме”» — В.Л.]. Просил достать, как только она выйдет. Явно помнит эту свою статью. Очень просила бы, чтобы номер со статьей Ильича был послан мне тотчас по выходе»
1254.
Есть основания полагать, что именно в эти осенние месяцы 1923 года Владимир Ильич узнал и о том, чем завершилась так называемая «церковная революция», к которой он с самого начала относился достаточно скептически. Во всяком случае, подробная информация на эту тему постоянно печаталась в «Известиях», с материалами которой его знакомили регулярно.
До 19 апреля 1923 года Патриарх Тихон продолжал находиться под домашним арестом в Донском монастыре. Время от времени ему устраивали допросы, но, по мнению современных исследователей, особых стеснений он не испытывал, продолжал поддерживать связь со своими сторонниками и «имел приемлемые условия существования, время и возможность для тщательного анализа своего положения и принимал решения, учитывая все факторы…»1
Результатом этих размышлений, видимо, и стало сделанное им, на допросах 2 января и 16 февраля 1923 года, признание своей вины за издание ряда посланий, направленных против государственного строя и, в частности, послания 28 февраля 1922 года относительно изъятия церковных ценностей, которое привело к столкновению прихожан с властями
1255
1256.
Этого оказалось достаточно для того, чтобы уже в начале апреля Антирелигиозная комиссия при Политбюро изготовила сценарий будущего процесса, оговорив с самого начала, что он не должен завершиться высшей мерой наказания. 17 апреля 1923 года коллегия Верховного суда РСФСР утвердила обвинительное заключение, и 19-го Патриарх был взят под стражу и переведен во внутреннюю тюрьму ГПУ
1257.
Однако и после этого — и по просьбе Дзержинского и решениями Политбюро — суд продолжали переносить на все более поздние даты. Некоторые исследователи полагают, что одной из причин этой задержки стала фраза Ленина в письме 19 марта 1922 года о том, что арестовывать Патриарха не следует, и слова, якобы сказанные им тогда же: «Мы из него второго Гермогена делать не будем»
1258. То есть, не надо создавать для верующих новых великомучеников. Впрочем, дело было не в тех или иных словах.
29 апреля 1923 года в 3-м Доме Советов собрались на Поместный собор 350 делегатов от 72 епархий. 3 мая по докладу митрополита Введенского, после бурных прений, приняли резолюцию, одобрявшую социалистическую революцию, осуждавшую капитализм, отменявшую анафему Патриарха Тихона 1918 года и объявлявшую его «отступником от подлинных заветов Христа и предателем Церкви». Его лишали сана и монашества, вернув тем самым, как указывалось в резолюции, — «в первобытное мирянское положение…»
1259
Но когда Собор перешел к рассмотрению радикальных церковных реформ, то коренные преобразования РПЦ, предложенные «обновленцами», поддержки не получили. Большинство собравшихся проявили себя «приверженцами традиционного православного вероучения». И это обстоятельство в значительной мере подорвало авторитет обновленческих лидеров в глазах паствы и власти, надежду на их способность преодолеть раскол и объединить многомиллионную массу мирян1.
24 мая 1922 года в своих предложениях по церковной политике Троцкий писал, что наиболее оптимальным вариантом, к которому следует стремиться, является централизованная церковь при «лояльном и фактически бессильном патриархе». Он полагал тогда, что эту задачу решат «обновленцы». Теперь стало ясно, что им это не под силу. Вероятно поэтому и активизируются поиски какого-то компромисса
1260
1261.
11 июня 1923 года член Антирелигиозной комиссии Емельян Ярославский пишет Сталину: целесообразно следствие по делу Патриарха затягивать и далее, а самому «Тихону сообщить, что по отношению к нещ может быть изменена мера пресечения, если: а) он сделает особое заявление, что раскаивается в совершенных против Советской власти и трудящихся рабочих и крестьянских масс преступлениях и выразит теперешнее лояльное отношение к Советской власти; б) что он признает справедливым состоявшееся привлечение к суду за эти преступления…
