17 декабря Сталин пишет Кирову в Баку: «Дискуссия в Москве за последние дни приняла неприятных характер склоки, заостряясь не столько вокруг определенных положений, сколько вокруг отдельных личностей, особенно вокруг т. Троцкого. Преображенский, Радек и др., проиграв борьбу на принципиальной почве, стараются теперь в своих выступлениях доказать, что дело идет собственно не о демократии, а о вышивании т. Троцкого из ЦК.
…Мы думаем, что крупнейшие наши организации, вроде Харьковской, Екатеринославской, Донбасской, Ростовской, Бакинской, Тифлисской, Нижегородской, Иваново-Вознесенской и пр., — должны обязательно отозваться. Следовало бы, по нашему мнению, взять за образец заявление Питерской организации, провести его… и немедленно направить резолюцию в “ПравдУ’ и ЦК. Сделать это нужно немедленно»
Это было сделано. И хотя Назаретяна обвинили в тенденциозности и фальсификации некоторых резолюций, несомненно, что «ресурс» сработал и крупнейшие пролетарские организации поддержали ЦК против оппозиции. В той же Питерской организации, на которую Сталин указывал, как на образец, из собравшихся трех тысяч коммунистов против резолюции в поддержку ЦК проголосовали лишь пять, а воздержались семь
1346
1347.
Казалось бы, на том дискуссию можно было бы и закончить. Однако публикация в «Правде» полемических статей обеих сторон продолжалась, причем накал страстей — с переходом на личности — все более обострялся. А под Новый год на свет извлекается упоминавшееся выше письмо Троцкого от 24 октября, и девять членов и кандидатов в члены Политбюро 31 декабря подписывают обширный документ целиком посвященный Троцкому.
Документ состоял из 10 глав, в которых анализировались расхождения Троцкого с Лениным в период Бреста, профдискуссии, вокруг политики НЭПа, разногласия по монополии внешней торговли и национальной политике, а также приемы фракционной борьбы Троцкого и его сторонников против ЦК1.
Возможно, появление этого документа ускорила статья Троцкого «Новый курс. Группировки и фракционные образования», появившаяся в «Правде» 28 декабря. В ней он стремился доказать, что поскольку РКП(б) является единственной в стране правящей партией, в ней всегда будут возникать разные мнения по разным вопросам. И преодолевать эти разногласия необходимо путем демократического обсуждения и дискуссий, а не зачислением инакомыслящих в антипартийные фракции.
Заметим, что в данной работе ни в коей мере не ставится задача проследить всю историю внутрипартийной борьбы в
1923–1924 годах. Она затрагивается лишь в той мере, которая необходима для уяснения некоторых вопросов биографии Ленина. И первый вопрос, который в этой связи встает перед исследователем — в какой мере Владимир Ильич был информирован о ходе проходившей дискуссии.
Теперь мы располагаем документом, который дает исчерпывающий ответ. 21 декабря 1923 года Н.К Крупская и. М.И. Ульянова обратились в Центральный Комитет партии с запиской: «Уважаемые товарищи! Ввиду того, что дискуссия в газете волнует В.И., что может ухудшить его состояние, а не давать газет ему нельзя, — просим о перенесении дискуссионных статей в Дискуссионный Листок. С комприветом Н. Крупская, М. Ульянова»
1348
1349.
22 декабря Политбюро приняло постановление: «Предрешить перевод дискуссии со страниц “Правды” на страницы дискуссионного листка… Впредь до этого перехода еще раз подтвердить необходимость вести дискуссию в наиболее спокойных и объективных тонах, исключающих какое бы то ни было обострение». Но выполнения этого решения Ленин так и не дождался. До конца декабря 1923 года, а затем и в январе
1924-го, вплоть до XIII конференции РКП(б), материалы дискуссии продолжали публиковаться в самой «Правде», которую Владимиру Ильичу читали ежедневно1.
Мало того, последними посетителя у Ленина 15 декабря, в самый разгар дискуссии, стали Крестинский и Воронский — оба активные сторонники Троцкого. Сами ли они напросились к Владимиру Ильичу или он захотел получить информацию из первых рук — неизвестно.
А может быть, хотя это и маловероятно, встреча вообще ограничилась дружеской беседой. Узнав, в частности, что Крестинский приехал в Горки с женой и трехлетней дочкой, Ленин попросил их пригласить, играл с девочкой, а прощаясь, подарил ей игрушечные туфельки для куклы
1350
1351.
При всех неясностях, связанных с этой встречей, несомненно одно: данное посещение не могло состояться без специального разрешения Политбюро. И может быть цель встречи в том и состояла, чтобы оппозиционеры сами убедились, что ждать от Ленина поддержки в данный момент не приходится.
Сами члены Политбюро подобных встреч с Ильичем избегали. Зиновьев, например, рассказывал, как «через щелку окна мы с Каменевым и Бухариным смотрели в парк, когда Владимира Ильича вывозили на прогулку».
Это подтверждают и сотрудники охраны, которые пишут, что, когда Крупская занималась с Владимиром Ильичем на веранде, — «приходили его друзья, просившие разрешения взглянуть на Ильича хотя бы сквозь шторы, слегка отодвигая их…» А заведующий технической частью Горок И.Н. Хабаров прямо написал, что и сотрудникам усадьбы «разговаривать с ним врачи не разрешали…»
1352
Трудно найти объяснение еще одному факту, на который обратил внимание Владимир Ефимович Мельниченко. Известный художник Юрий Павлович Анненков, рисовавший Владимира Ильича в 1921 году, утверждает, что в декабре 1923 года Каменев предложил ему поехать с ним в Горки, чтобы сделать «последний набросок с Ленина».
В Горках их встретила Крупская, которая сразу решительно заявила, что о портрете и думать нечего. «Действительно, — писал Анненков, — полулежащий в шезлонге, укутанный одеялом… Ленин мог служить только моделью для иллюстрации его страшной болезни, но не для портрета Ленина»1.
Что это? Н. Петренко (Б.А. Равдин) соглашается с Троцким, который полагал, что «уже при жизни Ленина Сталин вел против него подкоп, осторожно распространяя через своих агентов слух, что Ленин — умственный инвалид, не разбирается в положении и проч.»
Мотив, по мнению Петренко, прост: если поверят в интеллектуальную ущербность Ленина, то «легко объяснить всем заинтересованным лицам нелогичность завещательных статей Ленина… И уж совершенно очевидно, что предложение Ленина освободить Сталина от обязанностей генсека, высказанное в “Письме к съезду”, демонстрирует полную несостоятельность Ленина…»
1353
1354
