Подходим ближе, а из ямы всплеск, хлюпанье. Подбегаем, а Кумач в дерьме плавает. Кошелек в руках.
«Ну все! — говорит Гришаня. — Плакали наши денежки».
А Кумач из ямы кричит: «Пацаны, подсобите! Деньги пополам»!
Мы лестницу приволокли. Благо, яма не очень глубокая. Метра два всего. А лестница длинная. В общем, вылез он и к ручью. А кошелек не отпускает. Вымылся и уходит. «А деньги?» — «А в лоб?»
У нас от такой наглости аж челюсти свело. Мы на него набросились и в ручей свалились. Кошелек у него из рук в воду нырнул, и его потоком подхватило.
Бежим, падаем, за ноги Кумача цепляем. Он тоже падает. Словом, Гришаня кошелек ухватил. И мы давай деру. Гришаня по дороге его расстегивает, открывает, а там фантики.
Мы-то ладно, в воде! А Кумач в чем? Он нас потом отлупил здорово, но весь город над ним потешался. До сих пор, как соберемся старой компашкой, так обязательно Кумача припомним. Ему же под сороковник, представляешь?
Так, вспоминая разные случаи, травя анекдоты и разговаривая о ничего не значащих вещах, мы доехали до Москвы.
— Ну вот и Первопрестольная, — сказал Леша и посмотрел на меня изменившимся взглядом.
— У тебя глаза вчера были синие, а сейчас — зеленые, — заметила я.
Леша печально улыбнулся краешками губ.
— Я знаю… — И улыбнулся чуть веселее. — Это от тоски. Тоска — она всегда зеленая! Ты позвонишь?
— Обещаю. Не знаю вот, скоро ли, но позвоню.
— Пошли? — предложил Леша.
— Пошли. — Мы поднялись с мест.
Так я и не рассказала о своем туалетном приобретении и сейчас чувствовала, как за поясом у меня плотно сидит тяжелый, хотя и небольшой, сверток.
Поезд в Москве стоит долго. И можно неторопливо, без суеты, покинуть свое временное пристанище.
Но, несмотря на это, еще до остановки поезда, в коридоре, полностью забаррикадировав его баулами, чемоданами, сумками, пакетами и прочими вещами, толпились нетерпеливые пассажиры.
— Ну их, входи обратно. Толкаться здесь, — предложил Леша, и мы вернулись на свои места, оставив дверь открытой настежь.
Леша безотрывно смотрел на меня.
— Можно, я тебя поцелую?
— Поцелуй, — улыбнулась я и подставила щеку.
Леша наклонился к моему лицу, но тут поезд дернуло, и он неуклюже носом уткнулся в меня, и мы со смехом повалились на диван.
— Вот так всегда! — Смеясь, он поднялся, взъерошил мои волосы и подмигнул.
Мне стало невыносимо грустно. Я посмотрела на Лешу, и сердце у меня сжалось.
12
— Привет, бродяга!
— Настюха! О-о-о! Совсем не ожидал.
Едва мы вышли из поезда, как на Лешиной шее повисла красивая, длинноногая, голубоглазая девушка.
У меня защемило в груди.
«Ну конечно же, — подумала я, — какая прелестная пара! Неужели я могла вообразить себе, что такой мужчина, как Леша, до двадцати семи лет будет куковать в одиночестве».
Краем глаза я еще раз взглянула на них и медленно пошла по перрону.
Ничего, совсем ничего между нами не было. Мы расстались, не давая друг другу никаких обещаний, и только тонюсенькая ниточка взаимной симпатии осталась связующим звеном в наших отношениях.
Я достала из кармана листочек из Лешиного блокнота, посмотрела на его аккуратный почерк. «Сидоров Алексей» — далее следовал номер телефона и короткая приписка: «Позвони. Жду».
Я скомкала листок и швырнула его на перрон, но телефонный номер сам по себе прочно врезался в мою память.
— Иришка! — донеслось до меня. — Ира!
Я ускорила шаг и едва не столкнулась с идущим мне навстречу мужчиной. Вероятно, он должен был кого-то встретить, потому что сосредоточенно заглядывал вовнутрь каждого вагона и внимательно осматривал прибывших пассажиров.
— Ира! Постой, я хотел тебя познакомить… — услышала я совсем рядом у себя за спиной.
Мне не хотелось оглядываться. Не хотелось, чтоб Леша увидел, как я огорчена, и я бросила ему из-за плеча:
— Я очень тороплюсь, извини.
— Куда? Ну, куда ты торопишься? — Леша мягко взял меня за руку и развернул лицом к себе.
Я посмотрела на него и боковым зрением заметила, что тот мужчина, с которым я едва не столкнулась, пристально рассматривает Лешу, стоя позади него.
— Вы знакомы? — спросила я у Леши.
— С кем? — Он оглянулся и на секунду замер.
Мне показалось, что эти двое узнали друг друга.
— Нет, — поколебавшись, ответил Леша. — Может, лишь визуально. Пересекались где-то. Но какое это имеет значение? Меня встретили на машине, я мог бы подвезти тебя.
— Спасибо, не стоит. — Я с сожалением улыбнулась и пошла прочь.
Но как я ни сдерживала себя, я все же не сумела уйти в недра подземного перехода, не оглянувшись.
Леша стоял лицом к лицу с тем мужчиной и с видимым неудовольствием тихо и сдержанно о чем-то с ним говорил.
«Странно, — подумала я. — А сказал, не знакомы».
Я поправила на плече рюкзачок, попыталась продеть руку в другую лямку, слегка подпрыгивая на месте, и, как только мне это удалось, встала на ступеньку перехода.
— Вы что-то обронили, девушка.
— Спасибо, — кивнула я и подняла с пола проскочивший в штанину и вывалившийся из джинсов сверток.
Я отошла в сторонку, прислонилась к стене и с любопытством стала разворачивать свою находку.
В несколько слоев плотной белой бумаги, видимо, вырванной из блокнота для зарисовок, была завернута интересная и, вероятно, дорогая вещица.
Я даже присвистнула от такой красоты. На моей ладони, ярко отсвечивая небольшими гранеными камушками глаз, бархатно переливаясь жемчужной эмалью крыльев, мягким золотом светился пузатенький филин высотой в пять-шесть сантиметров. Коготочки его лапок была аккуратно выведены белым металлом, и каждое перышко оторочено тонкими штрихами эмали.
Что это за вещь и сколько она может стоить, я себе и представить не могла. Но, вероятно, не меньше ста рублей. Сто рублей для меня — это было целое состояние.
Нет, двести, а может, и все триста, думала я и радостно жмурила глаза, воображая себе такую уйму денег.
Я испуганно огляделась по сторонам. И вовремя, потому что по направлению ко мне быстрым шагом приближался Лешин недавний собеседник.
Я сунула филина в карман и наклонилась к кроссовкам, сосредоточенно расшнуровывая и зашнуровывая их. Сердце мое замирало от страха. С этим филином в кармане я казалась себе приманкой для всех существующих в мире воров и убийц. Он жег мое тело через неверную ткань дешевой одежды. Он просвечивал сквозь карман и магнитом притягивал к себе всю бандитскую шушеру.
