Конечно, современные технологии позволяют выстроить логистику процесса. Сейчас вполне можно добиться того, чтобы, скажем, 15 ноября все дети мира изучали одно, а 16-го – другое, причем все – одно и то же. Но вот только на практике это не нужно. Ибо не работает. Все современное оснащение школ, все оборудование, каким бы технологичным и наглядным они бы ни было, само по себе обучить не способно.
...
«Говорить о том, что преподаватель – это призвание, глупо. Если мы хотим, чтобы учителей было много, то так рассуждать как минимум странно».
Так что при всей своей подчиненности учитель, педагог – главная часть учебного процесса. И работа его становится все сложнее.
С одной стороны, образование делается все более универсальным. Сто с небольшим лет назад уже начальное образование – гимназии и реальные училища – во многом (если не во всем) определяло дальнейший жизненный путь человека. Поколение-два назад эта функция постепенно от школы переходила к училищам и вузам (пошел в техникум – будешь рабочим, в технический вуз – инженером, в гуманитарный – филологом, журналистом… или учителем). Сейчас же даже высшее образование далеко не всегда определяет профессию. «Образование оказывается элементом базового оснащения человека, а вовсе не каких-то систем знаний (не дает окончательного, достаточного для овладения профессией инструментария)», – немного туманно комментирует Михаил Случ.
При этом спецификация все-таки необходима. И предметная, и «возрастная». Учитель-предметник, выпускающий класс из профильного лицея, – один аспект профессии, учительница начальных классов – другой.
Учитель начальных классов формирует социальный профиль ученика, его привычки, причем не столько через объяснения, а личным примером, не «через голову, а через действия». Учитель старшей школы может не уметь красиво писать на доске или заполнять журнал каллиграфическим почерком. «В этом смысле он может быть больше похож на врача (каракули врачей – притча во языцех) – не это для него главное». Учитель средней школы (где, как замечает Михаил Случ, чаще всего происходит «провал в образовании – в начальных классах учился-учился, а потом как отрезало»), должен обладать совершенно особенными компетенциями.
В подростковую школу невозможно «спустить» профильные определения. Вряд ли стоит ожидать, что пятиклассник готов сознательно определять набор приоритетов взрослой жизни. Возможно, учить средние классы – самое сложное в профессии. Именно там и тогда нужно попытаться максимально «привязать» свой предмет к окружающему учеников миру, делать с детьми что-то, что имеет отношение не только к учебе, но и к их повседневной жизни. Вообще, с точки зрения Михаила Ильича, «сложно представить, что учитель может научить своему предмету, если он не имеет представления о том, как этот предмет может применяться в жизни». И с другой стороны – «сложно быть учителем, не зная тот предметный мир, в котором живут ученики».
То есть ученики должны видеть, что учитель продуктивен, что он владеет не только суммой знаний по предмету, не только набором упражнений из учебника, но может применять эти знания на практике и вне учебных параграфов.
А проверить учителя по-прежнему может (по большому счету) только он сам: «В педагогике ощущаешь внутренне, когда ты провалил урок. Дело не в том, что другой учитель дал хороший урок, а ты – нет. А в том, что ты мог лучше, а не потянул. На конкурсе было задание – беседа с детьми. Она длилась всего 20 минут. И ты понимаешь: получилось, потому что был момент, когда все дети замерли, был момент, когда они начали спонтанно говорить. А ведь нужно понять их состояние – в зале множество незнакомых взрослых, жюри, идет онлайн-трансляция».
И, наконец, самое главное – то самое, что «возникает между ребенком и учителем». То, что, в конце концов, определяет мастерство педагога. «Дело в том, что ученик – это личность, это некий факт. Его невозможно на кривой козе объезжать. Да и не нужно». Если у ученика есть желание учиться, то педагог способен обучить его многому.
...
«Сложно представить, что учитель может научить своему предмету, если он не имеет представления о том, как этот предмет может применяться в жизни… сложно быть учителем, не зная тот предметный мир, в котором живут ученики».
Получается, что профессионализм учителя – это умение мотивировать ученика к учебе или, как минимум, способность не отбить у того желания учиться. Этот вопрос оказывается более важным, чем вопрос методики.
«Учение – это и труд, и радость. В свое время Анатолий Пинский сформулировал для нашей школы девиз: “Школа радости”. То есть вначале учение должно быть радостью. А учитель должен в достаточной степени «заманить» ученика в этот процесс, сделать жизнь ученика радостной, чтобы тот не заметил, оглянулся и «вдруг» понял, что он занимается этим тяжелым трудом? и дальше уже сам пытался в этот труд влезть.
Если он будет из этого труда выпадать, то учитель будет снова его разными способами (в том числе хитростью и манипуляциями) втаскивать».
Вас шокирует, что учитель может и должен быть манипулятором? Михаил Случ готов шокировать вас и дальше: «Я не верю в то, что существует оторванная от предметности отдельная воспитательная миссия школы. Воспитание тем более продуктивно, чем более оно происходит через учебу. При этом школу часто рассматривают как некий институт социального призрения. Не надо, чтобы дети на улице болтались, – давайте дадим им контрольную работу. Это жесткий пример, но в нем нет ничего зазорного. От такого взгляда не нужно прятаться. Я думаю, что многие родители чувствуют себя спокойно, зная, что их дети с восьми до пяти находятся где-то в определенном месте и занимаются определенными вещами. Я думаю, что всеобщее полное образование вводилось во многом как раз для этого…
Одна знакомая учительница была у меня на уроке. Потом говорит: это неплохо, то нормально, но одна вещь у тебя невозможная: дети, глядя на тебя, могут сломать шеи. Умоляю, держи дистанцию – три шага. Я урок запомнил и с тех пор держу дистанцию». Скорее всего, эта история приключилась на одном из первых уроков Михаила Случа. Потому что дистанцию он держит очень хорошо. И вкладывает в это понятие очень много.
В числе прочего – личную ответственность учителя. Педагогика – все-таки вещь достаточно объективная, а наставничество – субъективная. А без наставничества ни одна школа существовать попросту не сможет.
«Есть две известные метафоры об ученике – факел, который надо зажечь, и сосуд, который надо наполнить. Я склоняюсь к тому, что проблема все-таки в большей степени связана с «горючим» для факела, чем с «водой» для сосуда.
Ученик в любом возрасте воспринимает какую-то сумму знаний, но он воспринимает их опосредованно. Личность учителя крайне важна для того, чтобы ученик мог «снять» какую-то методику, какую-то сумму знаний через личность учителя, через подражание, через следование его примеру».
Учитель становится «ролевой моделью» для ученика автоматически, просто по факту своего существования в жизни ученика. «Насколько сознательно учителя это культивируют – уже второй вопрос. Но гораздо более существенный, чем какие-то технологические вещи». Учитель не может не быть наставником, хочет он того или нет. Если не хочет и понимает, тогда ему, скорее всего, не стоит заниматься этим делом: «Проблема даже не столько в том, что он должен быть неким нравственным идеалом, – это отдельная проблема. Дело в том, что он становится неким учебным идеалом. Это факт».
