...
«Мне никогда в голову не могло прийти, что можно дело сфабриковать. Теперь судьи стали обращать внимание и на это».
Что же касается реального процента оправдательных приговоров, то считать эту цифру можно по-разному. Можно – от общего количества дел. А можно для начала отсечь дела, которые рассматриваются в особом порядке: подсудимый свою вину признает до суда в расчете на смягчение наказание вплоть до «ниже низшего». Таких дел в судах большинство – 70 % (особый порядок, помимо прочего, здорово экономит время и силы всем участникам процесса: прокуратуре не надо представлять доказательства, адвокату – их опровергать, судье – вникать в суть аргументации сторон). В этом случае оправдательный приговор вынести невозможно в принципе.
Остается 30 %. «Из них исключаем рецидив, розыск и так далее. И остается тот минимальный процент, где люди не признают свою вину. Вот отсюда и надо считать».
А качество работы суда определяется «сроками рассмотрения дел и количеством отмененных решений, определений и приговоров». А вот с этим показателем у Егоровой все в порядке – «85 % стабильности в районных судах» в 2005 году. Сейчас, вероятно, показатель стабильности и скорости еще выше. Раньше дела могли тянуться по нескольку лет – судейские проволочки были одной из главных причин обращения россиян в Страсбургский суд.
При Ольге Егоровой многое в московском судопроизводстве изменилось. Был создан институт мировых судей: «В мировые судьи мы взяли 22 % юрисконсультов, почти треть – наши консультанты и секретари, прокурорских 12 %, милицейских 11 %, адвокатов, правда, всего 1 % – взяли трех девушек, они учились в аспирантуре и работали». Был введен суд присяжных. Это, правда, породило новую волну жалоб на правосудие: «Если вынесен обвинительный вердикт, адвокаты говорят: «Суд присяжных – это плохо!» А если оправдательный, сетует прокуратура. Мы не должны угождать той или иной стороне. Главное – вынести законный приговор».
При Егоровой достаточно сильно поменялся состав судей. В некоторых случаях это сопровождалось скандалами – как, например, с судьей Ольгой Кудешкиной, вынесшей дрязги внутри судейского корпуса на публику. «Стремясь стать популярной, распространила заведомо ложные, надуманные, оскорбительные измышления в адрес судей и судебной системы нашей страны, умалив тем самым авторитет судебной власти и подорвав престиж судебной профессии» – так звучала формулировка квалификационной коллегии, лишившей Ольгу Кудешкину статуса судьи по жалобе Егоровой. ЕСПЧ посчитал это лишение «неправомерным ограничением свободы слова», то есть речь об оценке профессиональных качеств судьи не шла, – и такое решение Страсбургского суда не привело к восстановлению Кудешкиной в статусе судьи.
Подобные истории (за последние месяцы 2011 года, например, оставили пост судьи более полусотни человек) принесли Ольге Егоровой сомнительную славу жесткого руководителя, едва ли не самодура, зачищающего судейский корпус от неугодных ей людей. Во всяком случае, так говорят те из ушедших, кто готов публично комментировать ситуацию.
Ольга Егорова с такой репутацией не согласна абсолютно: «Нет у меня никакой жесткой кадровой политики. В самом начале, когда пришла, действительно много людей было уволено, человек 30. Что было! Говорили, мол, пришла, цвет нации разогнала. А я видела, что они творили. Мне было просто жутко. В открытую нарушали закон себе в угоду. Но поймать это сложно. Я ставила вопрос об их отставке перед Квалификационной коллегией. Теперь нечистоплотные боятся, а поэтому сами уходят. Но таких единицы».
Впрочем, публичных выступлений против Егоровой со стороны ее бывших коллег было не так много. Вот мнение другой бывшей судьи – Инны Гончаровой, работавшей заместителем председателя Бутырского райсуда Москвы: «Егорова очень жестко закрутила ситуацию, стала увольнять за нарушение сроков. Мы все, конечно, пищали, визжали: что это такое, безобразие, мы работаем ночами! Но ведь это же делается в пользу граждан. Да, работать трудно, нагрузка большая, но нельзя же говорить, давайте у нас судьи будут рассматривать дела, сколько захотят, а граждане ждут. Поэтому тут я с Егоровой соглашаюсь. После того как она пришла, в судах навели более-менее порядок. Сейчас можно быстро получить дело для ознакомления, быстро попасть на прием к судье, а попробуйте в 2000-м попадите – да ничего бы вы тогда не получили».
Изменения в составе судейского корпуса, естественно, сказываются на качестве работы судов: «Проблема номер один – качество рассмотрения дел. Иными словами, профессионализм. С появлением апелляционной инстанции мы взяли из районных судов 40 лучших судей, на их место пришла молодежь, ее еще надо подучить, на это по требуется время».
При этом меняется и содержание судейской работы. Задачей суда по-прежнему остается установление истины в каждом конкретном случае. «Но сейчас (в отличие от советского времени, когда суд отвечал за все) мы оцениваем только то, что нам представляют стороны. Это и есть суть проведенной реформы. Молодое поколение судей даже и не думает что-то требовать от сторон: представили – хорошо, нет – суд будет оценивать то, что есть». Иными словами, в поиске истины суд ограничен возможностями и способностями сторон – участников процесса. Получается, что судья все-таки не столько устанавливает истину, сколько оценивает представленную ему аргументацию. Истина при этом получается какой-то ограниченной, но может ли суд на самом деле претендовать на установление истины абсолютной? Вопрос этот, наверное, в большей степени философский, чем практический.
Еще одна проблема судопроизводства, о которой говорят едва ли не ежедневно, – давление на судей. Ольга Егорова комментирует эту проблему довольно жестко: «Давят на тех, кто позволяет это делать. Если отказать один раз, второго звонка уже не будет. А если ты будешь на любые вопросы соглашаться, всех выслушивать, пусть даже из вежливости, тебе и будут звонить в день по десять раз… Я лично умею сказать «нет», а если надо, и послать могу. И судей настраиваю только на процессуальное общение по делам».
...
«Мы оцениваем только то, что нам представляют стороны. Это и есть суть проведенной реформы. Молодое поколение судей даже и не думает что-то требовать от сторон: представили – хорошо, нет – суд будет оценивать то, что есть».
Конечно, прямое «телефонное право» сейчас – это, скорее, ситуация из разряда курьезных. Сама Ольга Егорова рассказывает, что как-то ей позвонил человек, выдававший себя за исполнительного секретаря СНГ Владимира Рушайло. Когда самозванца разоблачили, он бросил трубку, так и не успев изложить причину звонка. Бывает, что судьям звонят напрямую депутаты, но им в ответ предлагают поступать по регламенту – то есть делать запрос в установленной форме.
Давление на судей все же оказывается. Но по большей части косвенное. «Например, направляют в суд «сырое» дело, превосходно понимая, что доказательства плохие, за уши притянуты. Но надо, чтобы суд рассмотрел это дело. Тогда отправляют сопроводительное письмо. Пишут: поступили сведения, что судья заинтересован в исходе дела. Поскольку информация официальная – начинается проверка: смотрим, какому судье распределено дело, интересуемся этим делом. В общем, начинается шевеление вокруг дела, и судья, который его рассматривает, начинает нервничать, а соответственно, может ошибиться.
