Он скользнул взглядом по ее ногам, плотно втиснутым в хорошо
выделанную кожу. Чуть ниже колен начинаются сапоги, такие же плотно сидящие,
как только и натягивает, двойная подошва, приподнятый каблук…
– Кто это? – шепнул он в сторону Скилла, словно
женщина могла услышать. – Почему она…
– Тс-с-с, – ответил Скилл. – Если не кричит
свое имя, значит – предпочитает неузнанность. Придон, в Куя-вии больше
разнообразия, чем в Артании, как в гниющем трупе всегда больше червей, чем на
чистой лужайке. Но и пожирающие трупы черви нужны, иначе те своим смрадом
задушили бы весь мир!.. Ты только в одной Куябе увидишь столько всякой дряни,
сколько никогда не встретишь во всей необъятной Артании. Но здесь попадаются и
драгоценные жемчужины, которых у нас тоже, увы, не встретишь…
Голос его на краткий миг стал печальным, даже в глазах
промелькнуло нечто, но Придон не успел среагировать, на свободное место вышла
молодая красивая женщина, за ее спиной выстроились музыканты, женщина гордо
вскинула руки, музыканты разом ударили по струнам, задудели в деревянные и
медные трубы, рожки, пищалки, а женщина начала танец.
Придон встрепенулся, музыка звучит непривычно, но в груди
сразу же отозвалось что-то, дрогнуло, а потом сладко заныло. Сквозь ряды
музыкантов протиснулся подросток, вскинул лицо к закопченному потолку и запел.
Придон вздрогнул, по всему телу прошла дрожь, волосы зашевелились. Мальчишка
пел, подняв лицо, такое чистое и серьезное, словно видит сквозь все этажи
чистое небо, а на нем небожителей…
Да каких небожителей, мелькнуло в голове смятенное.
Небожители – это грозные и свирепые воители, их лица перекошены яростью, в
глазах огонь битв, голоса подобны грому, а взгляды высекают молнии. Этот же
поет настолько сладко и щемяще, что в груди началось какое-то задыхание,
сдавило, сперло. Придон прижал ладонь к сердцу, оно дергается не в лад, словно
раненый зверек, что попал одной лапой в капкан и в ужасе старается
освободиться.
За столам продолжали есть и пить, но разговоры умолкли.
Все смотрели на танцующую женщину, слушали музыкантов и
поющего подростка. Лица их оставались спокойными, лишь некоторые начали в ритм
постукивать рукоятями ножей по столу.
Скилл и остальные артане слушали с явным удовольствием. И на
танцующую женщину смотрели с удовольствием. И продолжали есть с тем же
удовольствием.
Придон слушал.
Слушал.
Слушал…
За столами негромко пристукивали в такт, подросток пел чисто
и звонко, женщина танцевала ритмично, красиво, а музыканты дудели и звенели
струнами слаженно, сплетая сильную прекрасную мелодию, от которой сдавило, как
тисками, сердце, а в глазах защипало.
Внезапно сквозь этот шум и звонкий цокот сапожек женщины
Придон уловил негромкий, на грани слышимости, голос бога. Он сразу ощутил, что
это голос бога, ибо все в нем встрепенулось, по телу пробежал огонь, обжег все
нервы. Голос бога звучал едва слышный, но могучий, это было похоже на голос
морского прибоя, что надвигается медленно и неотвратимо, бьет в берег так, что
содрогается земля, откалывает целые скалы, а для моря это вовсе не усилие,
просто сам бог говорит тихо, ему нет необходимости повышать голос, он – бог,
его услышат…
Придон вслушивался, потрясенный, по телу пробегала судорога
восторга. В груди что-то пробуждалось иное, неизвестное, могучее, и вдруг
изнутри зазвучал такой же голос, пусть не такой могучий, но тоже… голос не
человека, а голос бога!
– Что со мной? – вскрикнул он. Он дрожал, руки
покрылись гусиной кожей, его бросало то в жар, то в холод. – Я не хочу…
Но уже сам чувствовал, что не в силах противиться тому, что
пробудилось в нем. Но что это за голос? Чего от него требует бог? И что то, которое
внутри, у него в груди, ответило этому богу?
Он перехватил внимательный взгляд Скилла. Старший брат
смотрит участливо, но без тревоги. Знает, внезапно подумал Придон, что
опасность мне не грозит, иначе уже вскочил бы с топором в руке. Но, судя по его
взгляду, он тоже ощутил, что со мной заговорил бог!
– Мне странно, – прошептал Придон. – У меня…
все перевернулось.
Скилл молчал, Аснерд прогудел благодушно:
– Это все перченое мясо.
– Да и рыба, – сказал Вяземайт с ухмылкой, –
что-то в рыбе такое, даже не скажу что, но кровь вскипает, а с глаз падает
пелена…
– Горькие травы, – отрезал Олекса. – Все –
они, проклятые! Горячат кровь без надобности. Это куявам необходимы, у этих жаб
кровь уже застывает, а у нас и без того кипит, а жилы плавятся!
Тур смолчал, только оглядел корчму налитыми кровью глазами.
В глубине зрачков сверкали яростные огни, пора бы уже и подраться. Куявы
поспешно опускали глаза в миски и тарелки, в чашки и кружки.
В корчме появились женщины, полураздетые и ярко накрашенные.
Не разобравшись, но завидев на столе перед крепкими мужчинами самую дорогую
рыбу, сразу подошли и предложили свои услуги. Придон опешил, он даже не думал,
что можно вот так просто, ведь завладеть женщиной – всегда невероятно трудно…
Скилл сказал легко:
– Птички, вы не заметили, что мы – артане? А воевода
добавил невозмутимо:
– И что у нас на столе нет вина?
Женщины переглянулись, скорчили хорошенькие мордашки в
гримаски и проскользнули дальше. Придон не поверил глазам, когда одна
преспокойно села на колени гуляке, а тот, ничуть не смутившись, одной рукой
обнял за талию, другой потянулся за кружкой с вином.
Скилл с усмешкой заметил:
– Любовь, конечно, пьянит и куява, но вино дешевле.
– Мечта куява, – сказал со вздохом
Вяземайт, – чаще всего похожа на жену соседа. И никаких тебе расшибаний
лбом стен…
Отяжелевшие от сытной еды, поднялись в свою комнату, Придон
сразу устало рухнул на указанное ему место. Под ним оказалось нечто вроде
одеяла, свалявшееся и плоское, как блин, даже такое же замаслившееся, впитавшее
пот многих постояльцев, но Придон не принюхивался, свой артанский запах что
угодно перебьет, с наслаждением лег и вытянул гудящие от усталости ноги.
Помыться бы, мелькнула несвойственная для степняка мысль,
потом отмахнулся: пусть моются те, кому лень чесаться.
В комнату вошел, сгибаясь под тяжестью седла, другой
парнишка: серьезный, медлительный, как медвежонок. Придон указал, куда
положить, мальчонка с облегчением свалил тяжесть, поклонился степенно и вышел
так же молча.
Артане переговаривались, но Придон закрыл, глаза, и сразу же
ярко и отчетливо возникло лицо прекрасной Итании. Ее брови высоко вздернуты, в
глазах немой вопрос, и снова Придон ощутил, как застучало сердце, в груди
нарастающем, а в ушах неожиданно зазвучал голос бога.
Теперь этот голос звучал громче, отчетливее. Придон даже
начал разбирать слова, которые произносил бог.
