Кто-то из эльфов судорожно вздохнул.
– Эта великая тьма, – продолжил король
торжественно и скорбно, – накрывает мир… города из блистающего белого
камня исчезают, как будто стертые рукой небесного великана… Уходят из мира
живых прекрасные белые колонны из лучшего гипарийского мрамора, барельефы на
портиках храмов, исполинские гордые башни магов, несокрушимые городские стены,
все дома, базары, большие и мелкие храмы, фонтаны, просторные дворы для
приезжих, умело созданные пруды с мраморным дном и дорогими скамьями для
отдыхающих… Темное небо опускалось и воцарялось на земле, души людей бродили по
миру богов, общались с давно умершими родителями, зрели богов и слушали их
дивные грохочущие речи. Никогда-никогда в ночи не вспыхивал свет костра или
очага, это немыслимо, кто же променяет блаженство общения с богами на жалкое
удовольствие от похлебки или куска жареного мяса?
Кто-то всхлипнул, кто-то заскрежетал зубами. Придон с
изумлением видел за столом бледные искаженные лица. Король выдохнул:
– Но вот настала та страшная эпоха, когда на небе со
всей ужасающей мощью вспыхнула Луна… Нет, она не просто вспыхнула! Она долго
металась по небу, отыскивая себе место, и все ее метания вызывали страшные
землетрясения, ураганы, с неба падал огненный дождь, сыпались камни размером со
скалы, а земля лопалась, из трещин выливалась раскаленная земля и заливала
целые города, сжигала людей, скот…
Придон пробирался между скалами, затаивался, выжидал, над
головой теперь покачивалось странное белесое небо, ни ночь, ни день, исчезло
солнце, исчезли звезды, только белесый туман, такой же точно иногда
проскальзывал тонкими струйками под ногами.
Он вздрогнул и ухватился за рукоять топора, когда из
расщелины неожиданно вышла темная фигура.
– Конст!.. Зверь, ты напугал меня…
Они обнялись, Конст всматривался в него с жадностью. В
желтых глазах Придон прочел глубоко упрятанное изумление и сдержанное
ликование.
– Ты сумел, – выдохнул Конст, – ну, Придон,
ты рожден под счастливой звездой…
– Почему?
– Я видел, как тебя схватили! Как ты сумел уйти от них
живым?
Придон пожал плечами:
– Наверное, потому, что мертвым уйти бы не сумел точно.
– Придон!
– А почему нет? – спросил Придон. – Они все
такие красивые… просто прекрасные. Конст сказал серьезно:
– Под прекраснейшей внешностью могут таиться чудища. Но
ты все же уцелел. Что узнал о мече?
– Он дальше, – сказал Придон. – Там есть еще
одна группа уцелевших. Эльфы… это тоже, оказывается, дивы!.. ничего о ней не
говорят, сразу умолкают…
– Это понятно, – сказал Конст. – Ты чужой, а
те все-таки из их рода-племени. Когда-то был один народ, один род, но осколки
зажили… каждый, как сумел. Куда теперь?
– К этим, – сказал Придон твердо, – к другой
группе!.. Если рукояти меча нет у эльфов, то обязательно у тех, вторых дивов.
Странно, эти умники даже не поняли, что у меня за спиной ножны того самого
волшебного меча! Почему?
Конст развел руками. Улыбка его стала горькой.
– Придон, эти ножны диковинны только вам, людям. А
эльфы столько видели… что подобные ножны… ну, совсем не кажутся необычными. Они
все видели, но просто не обратили на них внимания.
Придон скривился.
– Подумаешь! Все видели, все знают… Потому их и
перебьют когда-то. Как живут? Этот дворец, как рассказали, пять тысяч лет назад
построили! И с той поры хотя бы башенку добавили, хотя бы одно окно прорубили…
Только землю занимают. Ну и что, если никому не мешают? Не мешают, так
помешают.
– Ладно, не злись. Обидели, подумаешь! Ладно, я за это
время присмотрел удобную тропку на ту сторону долины. Правда, заросла, но
когда-то, судя по следам, между этими двумя общинами фей была оживленная
дорога…
– Фей? – переспросил Придон. – Я думал, что
феи…
– Только женщины? – договорил Конст. – Нет,
конечно. Феи – это часть нашего дивьего народа. Общее название для…
Он умолк, тропа сузилась, ее перегораживали сорвавшиеся
сотни лет тому с гор камни, пришлось перелезать, стараясь не выдать себя ни
сопением, ни стуком подошв. Придон прошептал:
– Не знаю насчет их владений. Эльфы обмолвились, что их
крепость… я говорю о крепости второй общины, почти на виду, но скрыта. Из виду
скрыта. Они – могучие колдуны! Даже сами эльфы говорят про них как про
колдунов! А себя, значит, колдунами не считают, понял?.. Так что будем идти,
пока не ударимся лбами о стену.
Конст сказал несчастным голосом:
– Или пока нас не цапнут незримые руки. Те люди уже
могут наблюдать за нами. Прямо сейчас.
Придон зябко передернул плечами, даже думать о таком
гадостно, сказал тяжело:
– А что делать? Я буду драться, а ты постарайся
спрятаться.
– Почему так?
– А ты меня потом спасешь, – предположил Придон.
Обоим стало смешно, Конст покачал головой.
– Ох, Придон… Не всегда тебя спасет острый боевой
топор!
– Не всегда, – согласился Придон. – Ты прав.
Надо еще и кинжалом.
Он с тоской смотрел на каменную отвесную стену в десятке
шагов впереди. Отвесная, отвратительная, без единой щели. Верх грозит небу
белыми ощеренными зубами, блеск вышибает слезу из глаз, холодом веет так, что
уже сейчас начинают стучать зубы. Единая цельная стена, забор, сотворенный
рукой бога, без единой трещинки, словно только что созданный.
– Ох, что это… – пробормотал за его спиной Конст.
Придон оглянулся, сердце в страхе сжалось. Наступает туман,
серый, тяжелый, чем-то похожий на застывшее неопрятное железо. От него несет
неживым, хотя умом понятно, что туман и есть туман, ничего опасного, но все же
тревожно, в любом тумане тревожно, а когда вот такой гадостный, то вовсе по
телу мурашки…
А за стеной, что предстоит перелезть, выглядывают
заснеженные, и оттого слепящие на солнце острые вершины. Придон судорожно
перевел дыхание, ноги сами понесли прочь от настигающего тумана. Трава исчезла,
под ногами поскрипывают камешки. Здесь песок зернистый, грязно-оранжевый, в
мелких острых камешках, словно наверху чешутся великаны, а сюда осыпаются
каменные чешуйки.
– Придон, – вскрикнул Конст. – Туман
наступает!
И, обгоняя Придона, полез наверх. Придон стиснул челюсти,
минуты страха и растерянности ушли, пальцы пошли привычно цепляться за
неровности в камне. Мышцы напрягались, подтягивая тело, упирался ногами, стена
медленно уползала под ним вниз, а он, прижимаясь всем телом, всползал все выше
и выше.
Он слышал только свое хриплое дыхание, а так везде жуткая
звенящая тишина, не слышно даже Конста, хотя, если скосить глаза, он
карабкается слева чуть ниже. Иногда доносился звон, потом соображал, что от
напряжения звенит в ушах. Если в походе к Черной Горе едва не оглох от
постоянного грохота, там земля прыгала под ним, как конь при виде стаи волков,
то здесь в облике вечных гор является сама вечность, он слышит ее и даже
чувствует ее.
