Сзади послышались шаги. Аснерд положил руку на плечо, грубый
голос прошелестел почти в самое ухо:
– Тебя что-то беспокоит?
– Еще бы, – буркнул Придон.
– Да я не о буре…
– Беспокоит, – ответил Придон. – Ты не
заметил, что их командир умер не от раны? И не потому, что замерз. Аснерд
насторожился.
– А что случилось?
– Его убили, Аснерд, – ответил Придон
горько. – Обязательно бы выжил, но его просто задушили.
Аснерд ахнул, быстро оглянулся. Придон не поворачивался, но
чувствовал, как острые медвежьи глазки воеводы быстро и прицельно обежали всех
прибывших. Затем Аснерд так же тяжело развернулся, посопел рядом, раздумывая.
– Зачем?
– Откуда я знаю, – ответил Придон тоскливо. –
Что-то непонятное. Если хотели убить нас, то могли бы сразу… Хотя нет, были и
так побиты, а мы нет. Но могли бы ночью перерезать нам глотки!
Аснерд подумал, сказал настороженно:
– Эту ночь еще не решались. У них руки дрожали, а мы
спим чутко. Зато в следующую, если буря не прекратится…
– А если скоро кончится?
– Попытаются перерезать нам глотки, когда будем
спускаться. Надо сказать Вяземайту, чтобы был настороже.
– Вяземайт уже настороже, – ответил Придон. Он
вспомнил предостерегающий взгляд волхва, когда Черево спросил о рукояти
меча. – Вяземайт всегда настороже.
С покойником оставаться никому не хотелось, и, когда Придон
предложил похоронить Хрольда, вызвались сразу все четверо его воинов.
Едва сдвинули плиту, как сильный порыв помог отодвинуть, а
потом Придон с ужасом ощутил, как ураган тащит тяжеленную плиту по
спрессовавшемуся до твердости льда снегу. Он закричал, упал на глыбы, стал
цепляться, ему помогли, кое-как подтащили обратно, в то время как Аснерд вынес
мертвое тело.
Могилу долбить не решились, леденящий ветер пронизывал до
костей, кое-как углубили мечами и топорами подходящую трещину, быстро уложили
мертвого, засыпали сверху тяжелыми камнями.
Когда влезали в пещеру, Придон оглянулся. Над местом
захоронения буря уже намела снежный холмик. К полудню снег станет по крепости
равным льду, никакой зверь не сумеет добраться.
Придон велел прибывшим воинам выйти и срубить сухое дерево,
что торчит из расщелины. Хворост заканчивается, а без огня здесь не выжить.
Вязеймата предупредил, чтобы с мешка с мясом и сухарями не слезал, кто знает,
сколько здесь длятся бури.
Он чувствовал, что голос его звучит сильно, уверенно,
Вяземайт кивнул, Черево промолчал, а двое тут же взяли мечи и вышли в белый ад,
отодвинув плиту. Придон нырнул следом, чтобы два раза не впускать холодный
воздух, колючий снег больно полоснул по лицу, ветер торжествующе взвыл в ушах и
похоронной песней отозвался в черепе.
Однако тучи двигались уже рваные, иногда проглядывало
солнце. Он пошел в другую сторону, снег и ветер подталкивали в спину. Когда-то
здесь со скалы бежал водяной поток, замерз, огромные глыбы сверкающего льда
искрились в редкие моменты, когда на них падал луч солнца.
Древко хоть и остыло, но это не железо, к которому
прикоснись – сразу кусок кожи подаришь. Придон размахнулся, двумя ударами
отколол глыбу с хорошего барана размером, с облегчением сунул топор в петлю,
нагнулся за отколотым льдом.
Пальцы подхватили снизу, он начал разгибаться…
Голову тряхнуло, будто ударили в лоб молотом. В глазах
блеснул ослепительный свет. В черепе раздался треск, звон, загудело. Он
чувствовал, как из ослабевших пальцев вываливается глыба, ноги подкосились,
успел увидеть, как навстречу метнулась крупнозернистая поверхность слежавшегося
снега.
Глава 19
Его трясли, били, щипали. Он замычал, открыл глаза. Мир был
красным, снег розовым, а каменная стена, перед которой его держали, –
темно-багровой. Голова раскалывалась от боли, в черепе стоял грохот, что-то
пыталось выбраться и для этого разламывало его изнутри.
Он застонал, провел ладонью по лицу. Ладонь сразу стала
мокрой, липкой, зато мир из красного превратился в обычный, и Придон понял, что
взор застилала пленка крови.
Сильные руки тряхнули снова, голос за спиной прогудел:
– Что случилось? Поскользнулся?
– Еще как, – прохрипел Придон. Закашлялся,
выплюнул, на лед шлепнулся красный комок. – Так поскользнули, что… голова
сзади как?
– Вроде цела, – ответил Аснерд, – но кровь
все еще… Твое счастье, что я вышел почти сразу.
Придон зябко передернул плечами. Упасть вниз лицом и
пролежать так в беспамятстве совсем немного – это очнуться уже в том мире, где
сейчас скачут на конях его пращуры. Никакой маг не возьмется вернуть убежавшую
из ледышки жизнь.
– Что-нибудь заметил?
Аснерд, все еще придерживая его на ногах, зашел сбоку,
всмотрелся в лицо, присвистнул.
– Да у тебя харя успела обмерзнуть!
– Что-нибудь заметил? – повторил Придон. –
Вокруг?
– Показалось… – ответил Аснерд задумчиво, – вроде
бы метнулась тень… Но ты ж знаешь, при таком ветре…
– Надо быстро вернуться, – сказал Придон. –
Узнать, кто еще выходил.
Аснерд буркнул:
– Да все выходили. Я сам их погнал, чтобы дров
поискали.
– Даже Черево?
– Его я попер в первую очередь, – ответил Аснерд
злорадно.
Кряхтя, подхватил ледяную глыбу, прижал к груди. Ветер
сорвал с грани мелкую ледяную крошку, брови воеводы сразу стали серыми,
косматыми. Придон кивнул, мол, постарается добраться сам, качнулся и двинулся к
пещере. За спиной громко топал Аснерд, Придона все еще раскачивало, он хватался
за каменную стену.
В пещере он лег рядом с Вяземайтом. Волхв сразу понял, что
стряслась беда, подставил ухо. Придон, едва шевеля губами, пересказал, как его
пытались оставить здесь навеки. Вяземайт хмурился, сопел, став очень похожим на
воеводу.
Эту ночь спали поочередно. К утру буря утихла, но небо все
еще оставалось затянуто низкими грозовыми тучами. Вяземайт сказал хмуро:
– Пока не очистится, за нами никто не прилетит. Придон
спросил тревожно:
– Почему?
– Чем больше узнаешь про драконов, тем больше
понимаешь, почему не захватили мир… В такую погоду не летают. Аснерд сказал
очень серьезно:
– У них крылья намокают, как у комаров. Вяземайт
отмахнулся:
– Не дури ребенка. Жили бы драконы в Степи, летали бы,
там тучи высоко. А здесь, в горах, тучи ходят и выше, и ниже, и на уровне
пещеры. Летать вслепую – это разбиться сразу. Эти твари не такие поворотливые,
как воробьи… Так что в непогоду смирно сидят в пещерах. Вернее, спят, чтобы жир
не расходовать.
