Придон поклонился, чуть-чуть, чтобы не подумали, будто
переполнен благодарностью. Тцар не сделал ничего особенного, всего лишь
поправил дурость своих подданных. Если копать глубже, то тцар отвечает за них,
ибо сам ставил на эти должности, так что их дурь – это его дурь и его ошибки.
На самом же деле это он, тцар Тулей, должен поклониться ему и попросить
прощения за то, что поднял с постели, привел под стражей, какое-то время думал,
что он, Придон, убийца. Но до такого понимания еще ни один тцар за пределами
Артании, страны богов и героев, не дошел, так что и это здесь, в стране трусов
и дураков, достижение.
Он выпрямился, сказал в пространство:
– Солнце взошло. Надеюсь, моего коня уже седлают?
Тулей несколько мгновений смотрел на него пристально. На
лице попеременно вспыхивали раздражение, даже бешенство, тут же переходили в
восторг. Наконец он сказал со вздохом:
– Не перестаю тобой любоваться, Придон. Ладно, езжай…
Будь осторожен на улицах Куявии! Ты – герой, но теперь, как видишь, кому-то
стал очень опасен.
Барвник напомнил:
– Ваше Величество, сроки… Тулей хлопнул себя ладонью по
лбу.
– Ах да, вот еще. Как ты понимаешь, мы не можем ждать
вечность. Итания состарится, если ты будешь искать долгие годы. Тем более, мы
не будем знать, жив ты или твои кости уже давно белеют в лесах.
Придон сказал настороженно:
– Я понимаю.
Тулей оглянулся на Барвинка.
– Сейчас какой день?.. Новолуние?.. Первая неделя?
Придон, ты должен принести лезвие меча через месяц. В такой же день рождения
новой луны, как и сейчас. Или раньше. Но… не позже! Ты понял?
– Все понял, – ответил Придон с
достоинством. – Я сейчас же покину город.
Тулей поморщился, на выходе из зала остановилась и
повернулась в сторону двери Иргильда, одна. Даже свою неразлучную тень –
Горасвильда отослала.
– Только не говори, – сказал он
саркастически, – что ждала меня.
– Мой тцар, – сказала она высокомерно, – Вы
это знаете. Зачем пустые слова?
Он взмахом отослал следовавших сзади, вокруг образовалось
пустое пространство. Иргильда милостиво кивнула, что заставило его нахмуриться.
Всегда ведет себя так, и всегда получается так, что он при ней будто старший
над слугами.
Мелкий управитель в ее дворце. Все-таки есть в этой
высокорожденности нечто, что не выбьешь палкой и самому никак не обрести,
несмотря на всю мощь всесильного государя.
– Ну-ну, – сказал он и добавил мстительно: –
Брякай. Ты же умная у нас.
Она приподняла бровь, красиво и высокомерно. Глаза
по-прежнему красивые, отметил он невольно, не портят даже мелкие морщинки у
глаз, зря сводит всяческими колдовскими притираниями.
– Мне кажется, – произнесла она ровно, – Вы
слишком много наобещали варвару. Он скривился.
– Не начинай снова. Ты о Терпуге?
– Да. Ты же видишь, это самый удачный выбор. Он кивнул.
– Возможно. А что это меняет?
– Обещание варвару, – напомнила она. Он покачал
головой.
– Знаешь, все будет по-твоему. Не потому, что ты вот
так меня вдруг переубедила… Просто варвару не собрать обломки меча. С тем мечом
что-то связано страшное. Итания выйдет за Терпуга, так что умерь свою ненависть
к артанину, она чересчур заметна.
– Ну и что?
Он усмехнулся с некоторым торжеством.
– А то, что тебя не все любят, не все. Чем больше твоей
ненависти к артанину, тем больше у твоих противников к нему симпатии. И вот
еще…
Она насторожилась, тон Тулея изменился от
саркастически-покровительственного до очень серьезного.
– Слушаю тебя… тцар.
– Проскользнули слухи, что Придона кто-то пытался… ну,
убить. Дважды. Один раз в городе, а второй раз, подумать только, здесь, во
дворце! Это был бы позор лично для меня, а этого не допущу. Если такое
случится, я знаю, с кем расправиться!.. Все запомнила, жена? А теперь иди.
Она вздрогнула от властного голоса и поспешно пошла к
выходу, прежде чем сообразила, что на этот раз он ее отослал, как служанку.
Тулей потер ладонями лицо, так и не вспомнил, куда он шел,
ругнулся и уже бесцельно приблизился к окну, выглянул. Во дворе стук копыт, это
артанину выводят из конюшни коня, обтирают чистыми тряпками, укрывают попоной.
За спиной послышались шаги. Не оборачиваясь, узнал Барвинка.
Тот почтительно встал рядом, смотрел с краешку, стараясь понять, что
заинтересовало тцара.
– Да, – сказал Тулей, – он герой… Если бы
только не сочинял эти песни, на нем вообще бы ни единого пятнышка! Барвник, не
глядя на тцара, покачал головой.
– Да, все мы знаем, что легче и непрочнее песни ничего
на свете нет… И что песни – самое нелепое занятие для мужчины. Тем более для
такого, который может держать в руках меч или топор… Дела мужчин – строить
замки, создавать государства, завоевывать и покорять народы…
Тулей кивал, принимая мудрые слова старого мага. Но Барвник
неожиданно закончил:
– Все же опыт меня научил… а также мудрость старых
книг, что со временем рассыплются в прах замки, государства, забудутся имена
правителей, даже некогда грозных народов… а вот песни… песни почему-то
останутся.
Тулей нахмурился, засопел, но Барвник не отрывал взгляда от
артанина далеко внизу, и Тулей смолчал.
Конь Придона нетерпеливо стучал копытом, уже оседланный,
двое слуг привязывали седельные мешки на заводного коня. Снова появился Черево,
суетился, распоряжался неумело и крикливо, но от Придона держался с другой
стороны коня. Придон видел только толстые ноги в сапогах из неприлично мягкой
кожи.
– Ладно, – сказал он громко, – Черево, не
прячься. Я не знаю, что тебя так… но ты не совсем уж и предатель. Другие куявы
куда хуже.
Черево вышел из-за коня, отряхивая руки, словно лично
затягивал ремни. А может, и затягивал, чтобы хоть что-то сделать полезное для
человека, которого готовился убить.
– Да что там, – буркнул он. – Я же не
отказываюсь. Да, я прилетел на драконе с этими ребятами, чтобы убить тебя и
других. И почти преуспел, разве не так?
Придон сказал со злым интересом:
– А что помешало?
– Снежная буря, – ответил Черево. – Снежная
буря продержала нас двое суток в той проклятой пещере. До сих пор вздрагиваю! А
за эти двое суток наслушался твоего бреда. Ну, весь этот лепет о несравненной и
божественной… Насмотрелся на твои слезы. Двое суток некуда было деться, я
слушал и смотрел. Пока меня всего не…
– Не выблевало? Черево слабо улыбнулся.
– Нет, пока сквозь толстую шкуру ороговевшего сердца не
проклюнулось одно воспоминание. Понимаешь ли, хоть как любовь ни редка и
божественна… ибо это в самом деле бесценный дар богов, но… все это брехня, что
любовь посещает только избранных. Даже – Избранных! Мол, для этого надо быть не
то героями, не то вовсе потомками дэвов… Брехня это, Придон. Брехня. На самом
же деле в жизни каждого мужчины, да-да, каждого, даже самого что ни есть
простолюдина или нищего, бывает момент, когда ему стоит только протянуть руку…
и взять этот дар!
