– По справедливости, – проворчал Тулей, когда он
пересказал ему слухи, – когда это справедливость торжествовала? Да еще при
дворе?
– Мечты, – вздохнул Щажард.
– Что?
– Мечты простого люда, – пояснил Щажард. –
Каждый мечтает… нет, грезит, что вот бы заполучить принцессу, войти во дворец,
стать богатым и красивым… Артанин как бы свершил все за них. Показывает, что
это возможно. Потому он так популярен.
Тулей улыбнулся одной половинкой рта.
– А мы, значит, поступим мудро, отрезвив народ? Развеем
сладкие грезы, укажем ему место у корыта? Щажард поклонился.
– Мудро сказано, Ваше Величество.
Янкерд кипел в бешенстве, каждый день тянулся для него со
скоростью растущего сталактита в пещере. Щажард видел, как он взглядом подгонял
застывшее в небе солнце, едва удерживаясь, чтобы не взбежать по хрустальному
небосводу и в жадном нетерпении не упереться плечом и руками в горячий бок
светила.
С утра четвертого дня в городе началось привычное оживление,
однако на этот раз массы народа потянулись в сторону Главного Храма. Раньше
Тулей подумал бы о каком-то празднике, но сейчас уже знал. И лишний раз
убедился, насколько отважный артанин популярен.
Когда он, обильно позавтракав и приняв вельмож, прибыл к
храму, там уже толпился народ. На воротах храма сиял, как солнце, огромный
медный щит неведомого героя, принесшего дар храму. Вообще-то не щит самого
героя, у героя щит был обычный, а этот – великанский, в рост человека, по
легендам, герой снял с побежденного им великана.
Теперь в этот щит один из младших жрецов трижды бьет каждый
день, отмечая утро, полдень и вечер, когда надо гасить огни и ложиться спать, а
по великим праздникам сам верховный жрец берет в руки тяжелый молот.
Тулей прибыл в роскошной коляске, в сопровождении большой
свиты. Не выходя из коляски, дождался, когда ворота распахнулись и под звуки
труб со всеми жрецами храма вышел, щурясь на солнце, верховный жрец – осанистый
и величавый, несмотря на малый рост и худобу. Это в Артании, говорят, даже
верховный жрец должен быть огромен телом и свиреп видом, здесь же законы
другие, и в государстве, где больше всего ценится умение, а не сила, верховный
жрец был одним из самых хитрых, проницательных и впередсмотрящих людей Куявии.
Тулей снова подумал, что хороню бы сблизиться с этим человеком;
сколько лет прошло, как он, Тулей, захватил этот трон, а жрец все
присматривается, будто и впрямь хранит верность прежнему правителю. Это уж
совсем неумно, но если такой мудрец так поступает, то что-то держит за спиной…
Жрецы остановились огромной толпой в белых одеждах, похожие
на стаю голубей на залитых солнцем ступеньках. Все смотрели в сторону городских
ворот, где громко стучали копыта, отряд прекрасно и дорого одетых всадников
красиво и надменно проскакал к храму.
Под Янкердом шел великолепный белый как снег жеребец,
огромный, с толстой шеей и толстыми ногами. Длинная роскошная грива ниспадала
едва ли не до земли, пышный хвост стелился по ветру. Сам Янкерд – в бесценных
доспехах, выкованных лучшими оружейниками Куявии, на металлической груди львы и
драконы, даже на шлеме искусно выбито изображение схватки героев с дивами. Его
красные сапоги упирались в позолоченные стремена, седло украшено изумрудами, а
конь покрыт длинной красной попоной, прошитой золотыми нитями.
Он остановил коня перед храмом и, как все, в нетерпении
посмотрел на солнце. Раскаленный добела диск поднимался к зениту для одних
невыносимо быстро, для других – застыл на небосводе, прикипев или прилипнув,
словно вылетевший из горна комок металла, что намертво пристывает к наковальне.
Тулей сделал страже знак, та с готовностью оттеснила народ.
Он изволил выйти из парадной коляски, огляделся. День теплый и солнечный,
народу больше, чем на самые пышные торжества в честь богини Апии. Явились, судя
по одеждам, даже обитатели дальних сел, наслышаны, что сегодня должно или может
произойти…
Он хмурился, еще не понимая, почему так паршиво и как бы он
хотел, чтобы получилось на самом деле. Оглянулся, Итания в коляске бледная,
выпрямилась, лицо застыло, словно отлитое из воска. Длинные ресницы прячут
глаза, не угадать, что там: блеск или пустота во взоре, ведь его девочка с
детства знает, что свое личное надо приносить в жертву государственным
интересам. Такова судьба детей тех, кто правит. В чувствах свободны лишь
животные да простолюдины.
Простучали копыта, Янкерд подъехал и, не слезая с коня,
сказал торжествующе:
– Тцар! Час пробил.
Он повернулся в сторону Итании и окинул ее взглядом
собственника. Она равнодушно смотрела мимо. В ее больших серых глазах
отражалась искривленная площадь, люди в цветных одеждах. Но Янкерда в них не
было.
Тцар вздохнул.
– Ты прав. Срок миновал. Варвар… отважный и умелый,
теперь это можно признать, не вернулся. Теперь можно сказать, что и не
вернется. Если бы мог, уже вернулся бы… И время было, да и награда велика. Для
него так и вовсе… безмерная.
Янкерд сказал горячо:
– Я бы прошел всю Славию вдоль и поперек, добыл бы все
мечи и принес бы к любому сроку, только бы не потерять Итанию! Я бы… Я бы…
Он распахнул руки, не то намереваясь обнять Итанию, не то
показывая ширь своей натуры и безмерность любви к дочери Тулея.
– Да, – сказал Тулей, он сам уловил грусть в своем
голосе, удивился, повторил громче: – Да. Срок миновал, теперь моя дочь свободна
от клятвы ждать этого храброго, надо признать, артанина. Как свободен и я от
моего милостивого обещания ждать его до новолуния.
Среди придворных началось веселое оживление. Слова сказаны,
угроза позора породнения с диким артанином миновала.
Итания ощутила, как взоры всех на ступенях дворца и даже на
площади уперлись в нее. Кровь прилила к щекам, она ощутила подступающий гнев,
но сжала кулачки и сказала спокойно:
– Да, отец. Ты прав.
Тцар наклонил голову, а когда поднял, в глазах было странное
выражение. И жалость, что варвар исчез с уже добытыми ножнами и рукоятью меча,
и… еще что-то в глазах отца удивило Итанию.
– Значит, – проговорил тцар, все замерли, слышно
было, как далеко-далеко за городской стеной залаяла собака, – значит, моя
дочь свободна от своего слова. Она не обязана больше ждать этого храброго и
мужественного человека. Героя, теперь можно признать! Ах да, уже говорил… А раз
так, ее рука отныне свободна.
Женихи толкались, выдвигались вперед. У многих на лицах было
жадное желание, надежда, что в последний миг выбор может пасть на кого-то из
них.
Янкерд сдержанно улыбнулся. Золотые доспехи блестели как
жар, блики победно кололи глаза.
– Отец, – сказала Итания громче. – Отец, ты
прав, ты прав во всем!.. Герой опоздал, теперь я вольна от своей клятвы ждать
его. И от клятвы выйти замуж, едва он явится с найденным мечом. Теперь я
свободна… Но разве я давала клятву немедленно выйти за одного из тех, кто
сейчас смотрит на меня, как на овцу без пастуха?
