Он говорил и говорил, стараясь держать голос дружелюбным и
беззаботным. Человек оставался таким же неподвижным, но, когда Придон, потеряв
терпение, собрался уходить, вдруг сказал слабым голосом:
– Такой чужой запах… Вы не из Леса?
– А чужаков на ночлег не пускаете? – спросил
Придон. – И не кормите? Пойдем, Цветок.
Цветок ухватилась за его руку. Человек сказал тем же ясным,
но монотонным голосом без всякого выражения:
– Ночуйте здесь… Но ваш запах…
– Мы шли через болото, – объяснил Придон.
– Что такое болото?.. У вас запах тел… Цветок оттащила
Придона за руку, его ухо чуть не обожгло ее горячим шепотом:
– Ты что? Он же безволосый!
Придон только сейчас заметил, что голова человека блестит,
как обглоданный мосол, лицо не только без бороды, но и без бровей, даже, если
присмотреться, без ресниц. Тело гладкое, ровное, без привычных волос на груди
или ногах, похожее чем-то на жабье, у тех тоже мышцы неровными квадратами, или
даже на тело барсука… если, конечно, с барсука снять всю шерсть.
– Да, – пробормотал он, – безволосый… Тот был
волосатый, как… а это что-то вроде тритона.
Она толкнула его и потащила прочь с неожиданной силой.
– Ты чего разговариваешь с безволосым?
Придон оглянулся. Человек по-прежнему в той же позе, но ему
чудилось, что безволосый слышит их, понимает, но не может или не хочет
выбираться из своего чародейского сна.
Когда покинули деревню, а могучая стена деревьев замаячила
совсем близко, Придон без сил опустился на землю.
– Извини, – сказал он честно, – вымотался. Ты
просто двужильная, хоть и цветок. А что насчет безволосых?
Она осторожно присела рядом, осмотрелась, прихлопнула
ладошкой то, что показалось пробивающимся сквозь глину ростком, но это оказался
всего лишь мелкий камешек.
– Ты не знаешь?
– Я многого не знаю, – сообщил он. – Ну и
что? Скажи, буду знать.
– Есть безволосые, – прошептала она жарким
шепотом, – есть, наоборот, с корой вместо волос… Есть с черной шерстью на
груди, эти вообще по ночам обертываются волками…
– А безволосые?
– Безволосые уходят в озера, – сказала она, сильно
вздрогнув. – А те, что с корой, пускают на ночь корни. Когда стареют, так
и остаются, понял? Постепенно превращаются в деревья. Мы таких уже встречали,
ты не замечал…
Он запоздало вспомнил, что от некоторых деревьев она
шарахалась в непритворном испуге, кивнул, стараясь не выглядеть слишком уж
испуганным, сказал негромко, голос держал ровным:
– Раньше только слышал, а теперь встретил. То-то дубину
о них изломал, а им хоть бы хны!.. А безволосые, понятно, превращаются в
озерных и болотных чудищ?
– Да. А говорил, что не знаешь! Он зябко передернул
плечами.
– Теперь знаю. Спи.
Утром Цветок хотела вернуться в деревню, попросить еды, но
Придон потащил дальше. Днем сквозь тучи иногда просвечивало мутное пятно
солнца, и, хоть карта потеряна, он помнил, что если держать солнце справа, то
через два-три дня подойдут к Черному Капищу. Если очень хочется есть, то по
дороге что-то да удастся изловить или пришибить камнем или палкой.
Шли до полудня, измучились, даже Цветок устала от
непривычки: под ногами вместо мягкого пружинящего мха твердая земля, больно
бьет в подошвы. Зверьки шныряют очень быстрые, юркие, удалось поймать и съесть
несколько гусениц, кузнечиков да жуков. Еще Придон обнаружил в кустах птичьи
гнезда с яйцами, напились вдоволь, сразу ощутили, как откуда ни возьмись
хлынула сила, наполнила мышцы.
Теперь без остановок шли, почти бежали, до заката. В лесу
темнеет быстро, потому Придон, чтобы впотьмах не искать место для ночлега,
выбрал посреди полянки широкий пень, словно срезанный пилой, опустился со
вздохом облегчения… пень с готовностью развалился. Придон провалился в
коричневую влажную труху. Тысячи огромных красных муравьев тут же набросились,
как на большого жирного червяка.
Он в панике вскочил, отбежал, отряхивался, забыв про
смертельную усталость. К счастью, муравьи, отогнав зверя, бросились спешно
уносить в подземелья нежные белые личинки и куколки, иначе быть бы ему позорно загрызенным
не драконом, а крохотными муравьями!
Оглянулся, таких крупных никогда в Артании не видел, там
муравьи и помельче, и посуше, носятся как стремительные молнии, а здесь быки, а
не муравьи…
Следующую валежину выбирать сил не было, присмотрел рядом место,
вроде бы чистое, опустился прямо на землю. Снизу тянуло холодным и влажным.
Когда оперся локтем о землю, там сразу образовалась ямка и выступила гнилая,
дурно пахнущая жижа.
Цветок спросила сонно:
– До утра?
– Спи, – ответил он.
– А ты?
– Я тоже… скоро.
– Ты не уходи, – предупредила она. – Мне без
тебя будет…
– Страшно?
– Да, и страшно тоже.
Она свернулась калачиком и сразу же заснула. Ее лицо стало
милым, детским, только губы капризно надула, даже нахмурилась, кулачки у
подбородка, колени тоже подтянула так, что может стиснуть ими уши. Придон
прислушался к ее тихому сопению. Отважная девчонка, могла бы остаться, но и
среди женщин, видимо, рождаются такие неспокойные, что не могут усидеть на
месте, если подворачивается возможность убежать в новые края.
Он лег, закинув руки за голову, долго старался заснуть, но
сон не шел, сердце стучало ровно и сильно. Перевязь с рукоятью меча передернул
под левую руку, чтобы не давила в спину, привычно пощупал справа, подумал, что,
пока не добудет топор, надо выломать дубину покрепче.
Не сразу ощутил, что на поляне есть еще кто-то, а когда
ощутил, сказал себе, что снова мерещится. Перед глазами уже вместо каждого
дерева зрится по два-три, а этот шорох и эти призрачные фигуры видел с самого
начала, едва вошел в этот зачарованный лес.
Но шорох и шепот становились громче. Начал различать слова,
но и раньше их различал, начиная с детства, когда лежал на грани сна и яви. С
пробуждением гаснут, истончаются, а сквозь призрачные силуэты людей и
диковинных зверей всегда проступает шелк родного шатра…
Дрожь прошла по телу. Ему почудилось, что его тела касаются
холодные пальцы. Резко повернулся, все еще убеждая себя, что все от усталости,
в голове никак не закончится камнепад, а чувства лгут…
К счастью, рядом ни Аснерда, ни Скилла, а бедная лесная
женщина спит крепко. Он сам ощутил, что постыдно вскрикнул почти жалобно,
по-детски, даже сжался в комок и подтянул колени к груди.
Со всех сторон на поляну медленно выдвигались призрачные
фигуры. Некоторые были людьми… почти людьми, другие – чудовищами, были даже
скелеты. Он твердил себе, что это сгущения воздуха, стоит подуть ветерку, все
развеется, однако, когда под ногой одного призрака трава пригнулась, а сочный
стебель сломался с мокрым хрустом, кожу обдало холодом.
