Цветок шла с раскрытым ртом, но Придон торопил, не позволял
остановиться и перевести дух. Горы приблизились, в самом деле не горы, а уже
каменистые холмы, сильно просевшие, обжитые, кое-где поднимаются дымки от
копален и плавилен.
На перекрестке дорог огромный дом из толстых бревен, но
первый этаж из массивных глыб камня. Придон сразу узнал постоялый двор с
корчмой, такие же точно в Артании и Куявии, наверняка и в Вантите такие же, ибо
корчму, как говорят мудрые волхвы, придумал сам Творец, чтобы людям было где
собраться и помыслить о Высоком. А кто не так мыслит, того можно поправить
табуреткой.
Сам домик показался Придону невысоким, но, когда тот
приблизился, Придон увидел, что это из-за массивных серых бревен кажется приземистым
и невзрачным. Издали было видно с десяток коней у коновязи.
Дом вынесен прямо к дороге, двором служит весь мир до
горизонта и дальше. Хозяйственные пристройки кузнеца, горшечника, хлебопека и
кожевника – не пристройки вовсе, а отдельные избушки. Если у куявов, где дождь
бывает раз в году, все это упрятано под одну крышу, чтобы перебегать по сухому,
то здесь все под открытым небом, темным и гадким, с раздутыми тучами, будто
славы произошли от жаб, что рады любому дождику.
У коновязи неторопливо жуют овес огромные, как горы, кони.
Придон ощутил себя оскорбленным, его Луговик выглядел бы жеребенком рядом с
этими гигантами, их ноги втрое толще, от копыт даже в твердой земле остаются
отпечатки с миски размером, из ноздрей валит дым, драконы, а не кони.
– Что будем делать? – пропищала за спиной Цветок.
Глаза ее стали огромными, испуганными, лицо побелело, а пальцы судорожно
сжались в кулачки.
– Тебе пока нечего, – ответил он. – Все
сделаю я. Просто ходи за мной хвостиком.
Она покорно пошла за ним к крыльцу. Гиганты кони
посматривали равнодушно, такая мелочь для них во всадники не годится, сопели и
чесались, огромные, как горы.
Крыльцо такое же серое, но все массивное, добротное, ни одна
ступенька не скрипнула. Над крыльцом широкий навес, само крыльцо широкое и
просторное, гуляки даже в проливной дождь могут под таким навесом поблевать и
вернуться сухими. Навес опирается на резные столбы, украшенные сверху донизу
кольцами и фигурками.
Теперь Придон успел заметить и ажурные карнизы над окнами,
тщательно прорезанные наличники, даже тяжелые ставни с резным узором по краю, а
в середке вырезаны овальные дыры, чтобы хозяин без опаски мог выглядывать и
ночью.
Все это он успел заметить только мимоходом, в следующее
мгновение толкнул дверь, ожидая оказаться в жарко натопленной корчме, но это
только просторные сени. Тут сгрудились под стеной стоймя запасные лавки,
колченогий стол, пара великанских колод непонятного назначения, при виде
которых у Придона появилось недоброе предчувствие.
В конце сеней еще одна дверь. Оттуда донесся знакомый шум,
послышалась песня, затем злой окрик, сухой стук разбитого кувшина. Придон с
облегчением улыбнулся, предчувствие сменилось радостным узнаванием. Это корчма!
Внутри стены оказались на диво светлыми и блестящими, Придон
даже уловил запах свежих стружек, в углу мальчишка заканчивал выскабливать
последние бревна, опрятно и по-домашнему пахнет мясной похлебкой, в великанском
очаге над углями жарится целиком насаженная на вертел туша лесного зверя,
похожего на кабана, но потолще и с круглой массивной головой.
Все четыре стола пустые. Придон опустился на скамью, жестом
пригласил Цветок сесть рядом. Она присела, робкая, как кузнечик, что готов
сорваться с места при первом же хлопке в ладоши.
Вскоре явился огромный мужик, крупнее Придона, отчего тот
сразу ощутил себя уязвленным.
– Гости? – удивился мужик. – Что ж, добро
пожаловать… Есть, пить?
– И то, – сказал Придон, – и другое. Что,
дела идут плохо?
– Неважно, – буркнул мужик. – Меня зовут
Жбан, за последнюю неделю вы всего лишь третьи, кто вошел через эту дверь.
Когда он принес огромное блюдо, больше похожее на таз, с
горячей парующей гречневой кашей и целиком зажаренного барана, Придон кивком
пригласил сесть, сразу выложил несколько золотых монет. Мужик долго
рассматривал непонятные четырехугольные монеты. Таких не видел, но золото есть
золото, оживился, словоохотливо рассказал, что тут живут целой семьей, с ним
жена и четыре сына, все крепкие парни, занимаются охотой и рыбной ловлей…
– А что такое рыбная ловля? – спросила Цветок.
Жбан покосился на нее, усмехнулся.
– Оставайся, красавица, увидишь. Может быть,
понравится, га-га-га!
Придон ел быстро, жадно, зубы свирепо рвали горячее пахнущее
мясо, желудок подпрыгивал, чтобы ухватить на лету, тут же усваивал и топал
ногами, требуя еще. Цветок ела сперва осторожно, потом разохотилась, в глазах
изумление, вот-вот отбросит ложку и зароется в горку каши лицом.
Жбан посматривал с удовольствием, потом на лице проступило
изумление. Оглянулся на Придона.
– Из каких краев?
– Я их дальних, – ответил Придон коротко. – А
вот эта, ее зовут Цветок, она из Леса. Там, сам понимаешь, не сеют и не жнут,
только охота. Даже рыбу не ловят. Жбан покачал головой, взгляд стал задумчивым.
– Понятно… Ты ее везешь в город? Придон пожал плечами.
– Как-то не задумывался. А что?
– В городе ей будет плохо, – сказал Жбан. –
Слишком, понимаешь?
– Понимаю. Но бросать ее нельзя. Она – хорошая девушка.
Жбан не отрывал взгляда от раскрасневшейся Цветка.
– Вижу. А что, если оставишь здесь? Нет, не подумай
ничего плохого. У меня жена – строгая. Но у меня четверо взрослых сынов. Трем
уже пора искать себе жен… Вдруг придется кому-то по сердцу? Она ведь хороша, ты
прав.
Придон доел кашу прежде, чем собрался с ответом. Цветок
вгрызлась в бараний бок, ребра трещали под ее крепкими зубами.
– Наверное, – ответил он медленно, – так
будет лучше. Или правильнее. У меня… опасная дорога. Негоже молодой девушке
идти рядом с воином.
Жбан с большим удовольствием продал ему коня, пусть лучше у
него конь не столб коновязи грызет, а превратится в пару золотых монет. Придон
взобрался в седло, непривычно высокое, кивнул Цветку:
– Тебя ждет красивый и удивительный мир!.. Прощай.
– Прощай, – ответила она грустно. – Пусть
тебе повезет, герой.
– Мне надо спешить, – сказал он виновато. –
Мне надо очень, очень спешить!
Вскинул руку в прощании, не удержался, чтобы не напрячь
глыбы мускулов, красиво посмотрел вдаль и пришпорил коня.
Через пару верст проехал через селение, то ли рыбацкое, то
ли охотничье. Все дома казались вымершими, мужчины на работе, а женщины и дети
затаились при виде незнакомца на огромном коне, сурового и с двумя перевязями
через обнаженную грудь, с выглядывающими из-за плеч рукоятями меча и топора.
