Он задохнулся, чувства бурлили в нем, раскачивали. В голове
стоял гул, сердце стучало часто, в груди щемящая боль, во рту привкус горечи.
– Я освобождаю тебя! – прокричал он. – Ибо
тебя заключил мой верховный отец, а я… а я… я человек! Это мне он передал
власть над этим миром!
Скала дрогнула, Придон попятился. Послышался треск, в скале
возникла трещина, вырвался красный огонь, словно заключенный там дракон с силой
выдохнул пламя. Придон ощутил сильнейший жар, закрылся руками.
Треск повторился громче, груда камней вывалилась с грохотом.
В образовавшейся пещере бушевал оранжевый огонь. Там трещало, щелкало, словно
великаны ломали через колено столетние дубы.
Придон отступил на шаг. Из черной скалы клуб огня оформился в
гигантскую, в два человеческих роста, фигуру, сотканную из плотного жаркого
пламени. Падший разогнулся в полный рост, Придон закрывал лицо ладонями, сквозь
пальцы видел только нечто красное, два глаза горели, как озера расплавленного
золота. Потом жар быстро начал спадать, багровый огонь перестал колыхаться,
оформился в красную, словно выкованную из раскаленного металла фигуру.
Падший смотрел на Придона в упор. В его глазах Придон видел
гнев и безмерное изумление.
– Смертный!.. – прогремел нечеловеческий голос. –
Смертный взломал мою темницу? Смертный сумел… что не могли… что не смог
никто-никто?.. И чего не могли мои братья? А это кто там за деревьями?
Придон ответил вздрагивающим голосом:
– Бог. Всего лишь бог…
– Что такое бог? – прогремел Патута. – Ладно,
смертный. Я вижу, мир изменился. Раньше бы немыслимо, чтобы вот так… да еще
смертный!.. Но ты все это сделал, что тебе за это? Проси награду!
Придон покачал головой.
– Награду? Я не куяв.
– Что такое… Ладно, неважно. Что тебе: открыть
сокровища в недрах земли?.. Сделать несокрушимым?.. Подарить топор, которого не
знали даже боги?
Он закончил, то ли перечислил все, то ли раздумывал, что еще
может дать, и Придон крикнул:
– Да ничего мне не надо! Патута ответил немедленно:
– Почему?
– Да потому, – ответил Придон. – Я – артанин!
– Что такое артанин… Ах да, теперь вижу. Ну и что?
Придон нашел в себе силы гордо выпрямиться.
– Артанин не выносит вида другого человека в неволе! Мы
не знаем рабства, мы убиваем тех, кто превращает людей в рабов. И когда видим
невольника… всегда освобождаем.
Патута отодвинулся от скалы на шаг, Придон вздрогнул от вида
огромной раскаленной массы. Неожиданно грохот обрушился на землю, Придон
пригнулся, лишь потом сообразил, что Падший не пришел в ярость, а просто
расхохотался.
– На днях ты освободил из неволи крысу, – напомнил
он. – Только Творец может прозревать будущее, но прошлое мы все видим… А
сегодня ты освободил меня. Но если от крысы не ждал никакой благодарности, то
чего ждешь от меня?
Над головой снова грохнуло, земля испуганно затряслась.
Придон выпрямился, прокричал:
– Ты знаешь, где меч Хорса? Падший спросил гулким
голосом:
– Кто такой Хорс?
Придон переступил с ноги на ногу, ком в горле разросся и
мешал дышать.
– У него был меч… Огненный меч с длинным изогнутым
лезвием! Он освещал тьму, он рубил камни, как если бы не камни, а гнилой туман.
Старые легенды говорят, что Хорс благодаря этому мечу стал из простого
землепашца могучим богом!
Над головой Придона прогремело, он не сразу понял, что это
грозный Падший что-то бормочет в задумчивости, потом голос грянул, как гром:
– Я помню этот меч… Неужели он расстался со своим
хозяином?
– Чей это меч? – вскричал Придон.
Падший оглянулся на черную скалу. По-прежнему в тени, она
выглядела жуткой, подавляющей. Он чувствовал, что это не скала, в ней целый
горный хребет, так сырое железо под ударами молота уменьшается в объеме во
много раз, зато обретает крепость кованого. А то и не хребет, а неизмеримо
больше, в нем есть звезды, земля и небо, хрустальный небосвод, солнце и луна…
– Это меч самого великого из ангелов, – сказал
Патута. – Ты говоришь про меч самого Азазеля.
Придон слушал молча. Когда на его лице ничего не изменилось,
Патута сказал горько:
– Ты… даже не знаешь… кто такой… Азазель? И что такое
вообще ангелы?
Придон молча покачал головой. Лицо Патуты перекосилось в
жуткой и горькой гримасе. Красная кожа цвета горящего железа потемнела, он
словно бы стал ниже ростом.
– Мир… за который столько… дрались… даже не
знает, – проговорил он жутким голосом. – Даже не знает!.. Смертный,
вот под этой скалой, под этим Первокамнем, сам Азазель!
Придон медленно кивнул.
– А меч с ним? То есть лезвие меча? Рукоять и ножны при
мне!
Патута отшатнулся. Теперь его раздуло от гнева. Он прорычал:
– Смертный… тебя что-нибудь еще беспокоит, помимо,
своих мелких забот?
– Нет, – ответил Придон. – Как достать меч?
– Только разбудив Азазеля, – ответил Патута
мрачно. – И заодно освободив его. Придон сказал быстро:
– Так сделаем это!
Патута сказал таким тоном, что Придону почудилась нотка
восхищения:
– Да, теперь вижу, Творец создал шедевр… Нет, тогда
была едва живая глина. Отвратительная и липкая… но как Творец мог предвидеть
так далеко?
Придон повторил:
– Как разбудить Азазеля? Мне нужен меч. Патута смотрел
на него пристально:
– Ты еще не понял?
– А что здесь понимать?
Патута повторил раздельно:
– Азазаль – это не какие-то жалкие боги, что возникли
после нас… как возникают черви или мухи. Азазель – это лучший и сильнейший из
ангелов, что… эх, все равно не поймешь! Азазель всех ваших сверхмогучих богов
уничтожил бы одним взмахом на всех землях, во всех странах, в глубинах морей и
в недрах гор, понимаешь? Ни одного не осталось бы. И весь мир забыл бы, что
такое – боги. Да, кстати, даже я, в мириады раз слабее Азазаля, мог бы это
сделать за один миг. Но даже Азазель был низвергнут и заключен под этой скалой,
ибо мы, двести ангелов, по его призыву выступили против самого Творца!
Придон слушал, по телу бегали мурашки, в груди то появлялся
холод, то сердце начинало колотиться с такой силой, что неистовый жар грозил
сжечь в пепел.
– Так как же, – повторил он, – разбудить
Азазеля?
Глава 12
Багровый Падший вздрогнул, его колыхнуло, словно он на миг
превратился в легкий туман. Глаза выпучились, рот открылся и закрылся. По телу
прошла оранжевая волна, воздух накалился и затрещал. Пролетевший слишком близко
мотылек вспыхнул жалким огоньком, на землю упал обугленный комок.
