В помещении два стола. Один поменьше, за ним сам великий
тцар Куявии, могучий Тулей, он все в том же халате, будто и не снимал. Справа
его управляющий Шажард, слева место осталось пустым. Сердце Придона сразу
оборвалось в пропасть. На другой стороне стола четыре места, все свободные, а в
трех шагах другой стол: длинный, уставленный самой разной едой, по обе стороны
сидят очень красивые женщины. Придон видел, как Скилл сразу засмотрелся на них,
Олекса и Тур выпрямились, Аснерд перестал хохотать и принял вид значительный, а
Вяземайт укоризненно покачал головой. Черево поклонился еще издали.
– Светлый тцар, прости, я снова со своими гостями… Тцар
кивнул ему на второй стол, а артанам указал на места за своим столом. Сам он
сидел свободно, величественно, руки на широких подлокотниках, резная спинка
покрыта для мягкости и удобства шкурами барсов, сам тцар даже в халате выглядит
роскошным и внушающим поклонение, на голове расшитая золотом шапка. Лицо
приветливое, но в глазах злое торжество.
Придон с благодарностью взглянул на Щажарда. В этот момент
хотелось сделать для него что-то хорошее, важное. Это тот, который не дал тцару
прогнать их сразу.
На середине стола горят как жар широкие кубки из чистого
золота. Огромные рубины блистают по ободкам, словно капли крови великанов.
– Садитесь, – сказал Тулей почти
благодушно. – Мы решили за это время, что негоже любящему отцу принуждать
родную дочь… Словом, она сейчас придет. Одевается к обеду… У вас, как я слышал,
и к обеду, и к ужину женщины идут в одной и той же одежде? Гм, какие дивные
бывают обычаи!.. Словом, как я уже сказал, пусть Итания сама скажет… Я не стану
мешать счастью своего любимого ребенка. Как скажет, пусть так и будет!
Скилл подмигнул Придону. Сердце Придона пищало от волнения и
страха, прыгало по всей необъятной груди. Он чувствовал, как оно то становится
крохотным, как мышонок, то раздувается так, что может разорвать грудь.
Аснерд легонько ткнул Придона в бок, даже Вяземайт одобряюще
стукнул по спине. Уже понятно, что решит дочь тца-ра. Самые доблестные и
мужественные мужчины на свете – артане. А Придон ко всему еще и ослепительно
красив той странной диковатой красотой, от которой шалеют женщины и к которой
не чувствуют вражды мужчины.
Неслышный слуга возник как из воздуха. Придон не успел
проследить за ним взглядом, как все кубки оказались наполнены, а слуга исчез,
будто растворился в воздухе.
Он с подозрением смотрел в кубок на темную вкусно пахнущую
жидкость. Черево сказал торопливо:
– Это виноградный сок в смеси с темными ягодами. Аснерд
поинтересовался:
– Перебродивший?
– Перебродивший виноградный сок зовется вином, –
ответил Черево пугливо. – Что делать, нам в Куявии – веселие пити… Вам
только завидуем.
Но, судя по тому, с какой жадностью выхлебал всю чашу, стать
артанином согласился бы только под пытками. Да и то тайком бы сам давил
виноград и делал вино.
Тулей повел рукой, захватывая весь зал.
– Здесь все знают, что вам можно предлагать, а что
нельзя. Ответят мне лично! Так что веселитесь…
Аснерд выпил залпом, тут же сам налил себе снова, поднялся с
кубком в руке. Крупный, широкий, располневший в поясе, он держался
величественно, как тцар огромной державы, в лице достоинство, в жестах –
гордость, в мудрых глазах грозное веселье.
– У вас прекрасное вино, – сказал он. – Я
бывал в дальних странах, но нигде не пробовал ничего подобного!.. Да, артане не
пьют вина, но, когда в чужих краях и в походе, мы не всегда можем соблюсти свои
обряды.
Тулей сказал добродушно:
– А что на это говорят боги?
Аснерд ответил тем же щедрым голосом:
– Наши боги – не последние дураки. Наш человек,
выведывая в чужих странах секреты, должен носить чужую одежду, есть чужую еду и
кланяться чужим богам. В походе, если есть вино, а нет воды, боги сами накажут
дурака, что умрет от жажды!.. И потому я везде говорил, и говорю сейчас, что на
свете нет вина слаще и достойнее, чем вино из Куявии!
Его массивная, как пивной котел, голова повернулась в
сторону смеющихся женщин. Он вскинул кубок, провел им справа налево, хватая
цепкими глазами всех женщин сразу и каждую в отдельности. Они хихикали и
краснели. Взгляд могучего воеводы слишком уж откровенен.
Аснерд сказал сильным звучным голосом:
– Выдам нашу самую затаенную из тайн, в которой
страшимся признаться даже самим себе. Да, признаюсь…
– Аснерд, – сказал Скилл предостерегающе.
– А я все равно скажу, – упрямо ответил
Аснерд. – Вот даже разболтаю!.. Так вот, на самом деле наши отважные герои
ходили на Куявию вовсе не ради золота или славы! Это все так объяснялось потом,
потом… Наши волхвы даже до интересов державы договорились! Смешные. На самом же
деле трудными горными тропами, страшными для нас, привыкших к Степи, мы
пробирались в вашу страну и похищали вас, самое великое сокровище Куявии и…
всего мира.
Женщины засмеялись громче. Их глаза не отрывались от
воеводы, во взглядах, помимо женского лукавства, сквозило и многозначительное
обещание.
– Я, – сказал он так, словно проревел, но женщин,
судя по их лицам, громовой голос воеводы не пугал, еще как не пугал, –
суров, как ваши горы, и неприступен, как леса Славии! Меня даже родня называет
человеком-скалой. Но сейчас мое сердце стучит так, что раскачивает, как
пьяного. А душа тревожно ноет, как будто с нее сняли кожу. Вы сейчас отомстили
мне за все набеги сразу, сполна и жестоко! Вы меня поразили в самое сердце,
теперь я у вас в плену – раненый и скованный звуками ваших голосов, вашими
глазами. Вы все – колдуньи! Но я не хочу, чтоб меня расколдовывали.
Он поднес кубок ко рту. Все молча наблюдали, как красные
толстые губы обхватили край кубка, чтобы не пролилось ни капли. Кадык двигался
мерно, мощно, кубок воевода задирал дном все выше, наконец донышко поднялось к
своду. Воевода осушил виноградный сок до дна, не пролив для богов враждебной
Куявии даже капли.
Тулей и Щажард обменялись взглядами. Тцар кивнул с кислой
улыбкой, трудно возражать против такого тоста, а Щажард пристально посмотрел на
Вяземайта.
– Я могу узнать мудреца, когда вижу его перед собой. В
какой бы одежде он ни был… или вовсе без одежды. Могу я тебе, мудрый, задать
вопрос?
– Сколько угодно, – ответил Вяземайт высокомерно.
Придон видел, как насторожились Скилл и Аснерд, да и сам Вяземайт подобрался,
глаза посуровели.
– У нас вчера возник спор, – сказал Щажард
вкрадчиво. – Наши мудрецы едва не вцепились друг другу в бороды, выясняя,
когда начинается день? Одни говорили, что в момент, когда солнце встает из-за
края земли, другие – что еще раньше, при рассвете, когда только алая заря… Что
скажешь ты, мудрец страны Артании?
Вяземайт усмехнулся уголком рта. В запавших глазах было
презрение. Придон вздрогнул, когда взгляд волхва упал на него.
