Но обезумевший от любви и страсти Темный Бог за это время
сумел сломать все магические стены, стражей услал за городскую стену, сам
пробрался в склеп, отворив все зачарованные запоры, овладел мертвым телом своей
возлюбленной. А затем в исступлении, когда разум помутился от горя и сознания,
что его любовь все равно ускользает от него, на этот раз навеки, он пустил к ее
телу своего коня и даже пса.
Наутро их отец явился в склеп и сразу увидел, что произошла,
беда. Одежды на его жене порваны, сама на полу, на лице гримаса страдания и
отвращения. А еще через несколько недель она, будучи мертвой, родила. Мальчика,
здорового и крепкого, после долгих колебаний решили оставить в живых, у отца
просто рука не поднялась умертвить ту частичку, что осталась от его жены.
Ребенка назвали Ютланом. Следом за мальчиком Солнцерукая, к ужасу отца и
стражей, родила жеребенка и… щенка.
Сын мертвой рос на диво сильным, быстрым. Он отказался от
молока кормилиц, зато с жадностью пожирал сырую печень, и отец не мог без
содрогания смотреть на окровавленный рот младенца с серьезными глазами. Был он
угрюм и немногословен, никто никогда не слышал его плача. Возможно, он вообще
плакать не умел. Дети его сторонились, женщины боялись, и лучшими друзьями
стали кровные братья по матери: конь Алац и пес Хорт. На недели он исчезал из
города, носился по Степи, и не было зверя, которого не догнал бы его конь с
горящими глазами и не завалил бы его пес, при виде которого в смертном страхе
разбегались все псы. Как и не было чудовища, с которым устрашился бы сразиться
юный Ютлан, сын неведомого бога и женщины из Темных Земель.
Но тцар любил его, как любил Скилла и Придона, звереныш все
же сын женщины, которая для него все, что у него было лучшего, а его любимцам
Скиллу и Придону – родной брат. К слову сказать, Скиллу и Придону было
безразлично, чей сын на самом деле Ютлан: рос с ними, играл с ними, и оба
привыкли считать его таким же сыном тцара, как и себя.
Потом они все потеряли отца. Войско возвращалось после
удачного похода, везли на телегах много захваченной добычи, только подвод с
золотой посудой насчитывалось больше сорока, двигались медленно, и тогда отец с
тремя богатырями пустился впереди войска, спеша обнять детей…
Когда войско прибыло и оказалось, что четверо так и не появились,
на их поиски были посланы лучшие следопыты, самые быстрые конники. Не нашли
даже следов.
В этот раз Ютлан, преодолев свое нежелание находиться с
людьми, просился с ними и в Куявию. Скилл велел остаться: дяде нужна помощь, а
кто, как не он, в их отсутствие опора мудрому, но чересчур доброму дяде? И
Ютлан, нахмурившись, сурово пообещал, что, пока они в Куявии, он не позволит
никому перечить или ослушаться дяди.
А вообще Ютлан на охоту всегда уходил один. Даже ночевал
неизвестно где, ибо его комната во дворце рядом с комнатой Придона всегда
оставалось пустой. И вообще старался держаться один, словно переживая свое
странное происхождение. Придон помнил, как однажды отец позвал их всех и
наставлял младшенького:
– Ты должен быть с братьями всегда вместе! Понимаешь?
Вместе!.. Тогда вас никто и никогда не одолеет. Не понимаешь? Ну-ка дай мне тот
колчан со стрелами…
Ему принесли колчан, полный стрел. Отец достал одну стрелу,
протянул Ютлану:
– Ну? Сломать сумеешь? Ютлан пожал плечами.
– Конечно.
Легонько хрустнуло, обломки упали на пол, а мальчишка
вопросительно посмотрел на отца.
– Прекрасно, – сказал отец довольно. – А две?
Он подал сынишке две стрелы. Ютлан взял, посмотрел на отца,
усмехнулся. Послышался треск, на пол упали обломки двух стрел.
– А теперь, – сказал отец, – сделаем вот так…
Он подал младшенькому весь толстый пучок стрел, улыбнулся,
сделал приглашающий жест.
Ютлан взял стрелы, детские ладони едва-едва обхватили весь
пучок. Все видели, как он закусил губу, напрягся, даже побагровел. Пучок
медленно начал гнуться. Все затаили дыхание. Ютлан нажал сильнее, послышался
треск. Из рук мальчишки на пол посыпались сломанные стрелы.
Ютлан выжидающе уставился на отца.
– И что с того, отец?
Отец открыл и закрыл рот. За его спиной верховный волхв
чему-то прыснул и, зажав рот ладонью, поспешил из зала.
– А ничего, – наконец ответил отец с
досадой. – Дураком ты растешь! Боюсь, им и останешься.
Тогда все трое так и не поняли, почему отец ушел, чем-то
очень рассерженный. Часто потом Придон вспоминал этот эпизод, усмехался. Иногда
даже их героя-отца постигала неудача. Особенно когда касалось воспитания… Так и
росли, больше зная воевод и начальников дворцовой стражи, чем подолгу
исчезавшего в походах отца.
И вот теперь мать мертва и лежит в этой усыпальнице, отец
исчез, странный лунный свет волшебным покрывалом укутал сад и каменный свод,
сверху можно рассмотреть самые мелкие капельки росы, а внизу могильная тьма и
даже сырость могилы…
Темная фигура качнулась, багровый свет нечеловеческих глаз
осветил лицо. Придон, опасаясь, что младший брат исчезнет, сказал тихо:
– Брат!.. Это я, Придон.
Уже без страха, а чувствуя тихую печаль, он подошел, Ютлан
стоял неподвижно. Лицо не по-детски серьезное, вместо глаз все тот же яростный
огонь, что сейчас стал тише, не выплескивается из глазниц. Высокие скулы
нехорошо блестят, словно металлические, щеки в тени, только выступающий
подбородок поймал лунный луч и позволил ему растечься по нижней челюсти.
– Я тоже люблю нашу маму, – сказал Придон
тихо, – и тоже прихожу сюда… украдкой.
Ютлан угрюмо молчал. Придон обнял этого странного младшего
брата, пальцы ощутили, как напряглись твердые мышцы, звереныш явно боролся с
желанием вырваться и убежать.
– Я знаю, – прошелестело в темноте. – Я видел
твои следы.
– Разве я оставлял? – спросил Придон тихо. –
Я же… Ах да, ты же лучший следопыт.
Ютлан помолчал, спросил так же угрюмо, голос звучал сипло и
не по-человечески, будто Ютлан говорил последний раз очень давно:
– А откуда знаешь про меня ты? Я следов не оставляю.
– Я чуял запах, – ответил Придон.
Придон не выпускал брата, держал легонько за плечи. Ютлан не
вырывался, лицо в тени целиком, пурпурный огонь в глазах то остывает до
темно-багрового, даже чернеет, оставляя кроваво-красными только зрачки, то
снова давая им разгореться мстительным огнем.
– Ты потерял мать, – проговорил Придон, – мы
все ее потеряли… Но у тебя остался я. Остался наш старший брат… Не убегай от
нас… постоянно. Ты видишь, насколько мы одинаковые… Даже к маме в одно и то же
время, таясь от других!
Красные зрачки расширились, кровавый отсвет зловеще
подсвечивал массивные надбровные дуги. У Придона возникло нехорошее
предчувствие, что брат обернется зверем и либо вцепится острыми зубами ему в
горло, либо убежит. Нижняя челюсть как будто удлинилась еще больше, лунный свет
заблистал на кончиках ушей, что выдвинулись из темноты.
