– Где же Градарь? – крикнул он.
– Уже скоро, – прокричал Тур, – если верить
Олексе!
– Он что, всякий раз кочует по разным местам?
– Да, он все еще не привыкнет, – ответил
Тур, – что мог бы переложить все заботы о перекочевье на внуков.
Олекса крикнул через голову Придона:
– Внуки у него умнее. Едут не наугад, а туда, где и в
прошлом году трава была густая и сочная… А Градарь не раз терял стада…
– Все не успокоится! – прокричал Тур. Они чуть
сбавили конский бег, кони потряхивали гривами, глаза блестят, готовы нестись до
изнеможения.
– Да, – согласился Олекса, – пора бы ему на
покой… Как думаешь, Придон?
Придон ответить не успел, Тур захохотал, став похожим на
своего громогласного отца.
– Покой? Это то же самое движение!
– Да ну? – спросил Олекса саркастически. –
Куда же? Тур пожал плечами:
– К старости, к смерти… Так раз уж покой все равно не
спасает, то не лучше ли?..
– Лучше, – согласился Олекса – Кто жаждет покоя,
тот должен быть глухим, слепым и… это… не интересоваться женщинами. Вообще-то
покой не где-то, а в нас самих. Я, к примеру, покоен…
Тур посмотрел на него и чему-то рассмеялся. Олекса
рассердился:
– Чего ржешь?.. Он тогда жульничал!.. У него свинец был
забит в кости!
Они заспорили, Придон даже не слушал, у них свои интересы и
свои разговоры, постороннему не понять, да и неинтересно, как вот и его не
понять… да он и сам себя не понимает, но это жуткое и сладостное сумасшествие,
эта дивная мука, что терзает; грудь.
Скакали весь день, потом напоили коней и снова понеслись уже
в ночи. Степь залита волшебным лунным светом, странный мир, когда небо темное,
а земля как будто укрыта серебром.
Придон на скаку запрокинул голову. Угольно-черное небо со
сверкающими звездами выгнулось над ним огромной опрокинутой чашей. Он – в
центре мира, и все звезды смотрят на него. Звезды – это глаза тех, кто пал,
защищая родную землю. Они внимательно следят за артанами, словно совесть. Когда
умру, подумал он, нет… когда погибну… тоже стану звездой и буду смотреть на
артан, чтобы не сворачивали с пути.
Но пока что, сказало в нем без всякой связи, я готов отдать
кровь по капле, чтоб в твоем саду она взошла цветами!
Смутно удивился, при чем тут звезды, но тут же со сладким
тревожащим страхом понял, что, куда бы ни смотрел, о чем бы ни думал, ее образ
всегда перед глазами, а в самых умных беседах может ляпнуть что-то невпопад,
ибо разговаривает и с нею.
Рассвет застал их все еще скачущими. Дивные артанские кони
устали, но все еще неслись, мало уступая в скорости летящим стрелам.
А потом, уже при ярком солнечном свете увидели, как вдали
заклубилась пыль, затем из желтого облака вынырнул летящий навстречу всадник.
Следом таким же бешеным галопом неслись еще двое. В руках блестят боевые
топоры, все трое обнажены до пояса, все трое окоричневели от знойного солнца,
длинные черные волосы трепещут под встречным ветром, вытянутые в струну, как
гривы и хвосты их коней.
Передний, подскакав ближе, выглядел таким разочарованным,
что Придон через силу улыбнулся. Молодые герои размечтались, что удастся
сразиться с неведомым чужаком, что явился угонять их табуны!
Он вскинул ладонь в приветствии. Передний всадник остановил
коня, красиво поднял на дыбы, так же красиво поднял руку, мол, и у него тоже
есть мышцы, крикнул звонко:
– Приветствую, сын тцаря! Меня зовут Автангал… Придон
ответил:
– Приветствую, Автангал. Я помню тебя. Ты носил за
героем Кунгером щит, а когда тому метнули в спину нож, ты перехватил на лету.
Автангал расцвел от смущения, голос зазвенел:
– Доблестный Придон! Такой великий воин запомнил меня,
десятилетнего подростка? Я счастлив и никогда твоей похвалы не забуду.
– Сейчас ты уже мужчина, – определил Придон, хотя
Автангалу вряд ли больше пятнадцати лет. А запомнил он его потому, что для
самого тогда был первый поход во главе самостоятельного отряда. –
Благородный Градарь у себя?
Подскакали двое других, такие же подростки, не по годам
развитые, широкие в плечах, сила и удаль выплескиваются из ушей, глаза горят
жаждой подвигов, свершений. Их уже сейчас можно на Куявию.
Один сказал поспешно:
– Да!.. Как всегда, за пиршественным столом. Я проведу
тебя, если позволишь!
Второй метнул сердитый взгляд, каждому хочется выскочить
хоть ненадолго из скучной работы табунщика, но смолчал.
– Показывай дорогу – велел Придон.
Кочевье Градаря увидели по дымкам, что поднимаются из-за
края земли, темными струйками уходят вверх по чистому безоблачному небу.
Похоже, шатры на том же месте, что и пять лет тому, когда Придон виделся с
Градарем последний раз, хотя за это время Градарь поменял… или мог поменять
место стоянки бессчетное число раз.
К удивлению Придона, у огромного шатра из расписного шелка
он увидел три стола. Артане пили и веселились, Придон еще издали слышал их
удалые песни, только ожидал, что пируют по обычаю прямо на шкурах, брошенных на
землю, а столы… какие столы у суровых артан, что постоянно кочуют?
Мальчишка ускакал вперед, бегал вокруг столов, что-то
верещал, как быстрая белка. Один из пирующих поднялся, вышел навстречу с
распахнутыми руками:
– Придон, мальчик мой! Как ты возмужал…
Придон соскочил на землю, Градарь обнимал, щупал плечи,
огромные, как валуны, пробовал ущипнуть мышцы, но проще вонзить ногти в толстые
корни старого дуба, наконец с любовью хлопнул по вздутым пластинам груди.
– Какой богатырь!.. Да, в тебе видна кровь прадеда… В
голосе Градаря Придон уловил недосказанное, словно тот успел оборвать кончик
фразы. Невольно вспомнились приглушенные рассказы взрослых, что временами он,
Придон, сын тцара Осеннего Ветра бывает похож на своего легендарного
прапрадеда, который взял, по слухам, в жены женщину из дивных людей. Как,
впрочем, якобы сделал и его отец, но про отца только слухи, а вот прадед в
самом деле взял женщину из дивного народа и нисколько этого не скрывал.
Градарь уже тащил его за локоть к праздничному столу. Там
поднялись, стоя провозгласили веселую здравицу в честь молодого героя. Кубки с
настойками из горьких и жгучих трав столкнулись над столом со звоном, через
медные края сорвались капли, но дальше пирующие пили и ели, обнимались, орали и
хвастались, уже не обращая на гостя внимания.
Кусок не лез в горло, Придон с трудом отпил не больше
половины кубка, хотя за время долгой скачки в горле все иссохло, а в груди
горело, как при степном пожаре.
Градарь, постаревший за эти годы, но все такой же чуткий,
молча вылез из-за стола, гости продолжали веселиться, запели походную песню, а
он уже издали поманил Придона. Когда отошли за шатер, Градарь сказал с
сочувствием:
