Он заснул почти на рассвете, по лицу блуждала
блаженно-глупая улыбка. Во сне слышал голос бога, только не понимал слов, голос
звучал властно, требовательно, но что бог от него ждет, Придон уловить не мог.
Сердце сжималось от тоски и осознания, что он никогда не достигнет величия
бога, и в то же время была щенячья радость: бог говорит с ним! Пусть как
говорит мудрый человек с глупым щенком, но говорит, снизошел, ибо он, Придон,
сумел обратить на себя внимание бога…
На десятый день пути в синей дали показались горы. До этого
все дни и ночи под копытами гремела ровная, как стол, сухая степь, ни холмика,
а тут как-то поднял взор, а из-за горизонта поднимаются острые пики гор,
похожие на гребень рассерженной ящерицы!
И горы не простые, а как будто из недр жидкой земли
навстречу падающему с неба камню выплеснулась вода, взметнулась причудливой
короной… да так и застыла.
Внутри этого каменного кольца лежит долина, населенная
людьми, о которых артане если говорили, то шепотом, и не на ночь. Там остатки
того мира, что был до катастрофы, когда, по словам волхвов, «Дух Разрушения
обрушился на мир и обрушил его в ночь, что длилась сто лет…». В этом месте
начинали путаться, одни утверждают, что земля была опущена под воду, но затем
боги ее вытащили, другие рассказывают о страшных ветрах, что выдули даже всю
воду, а третьи твердят, что земля тряслась так страшно, что полопалась вся, как
кожа больного, из трещин выплескивалась огненная лава, что затопила всю землю,
повсюду грохотали вулканы, а из людей и зверей уцелели только те немногие, что
оказались на вершинах гор.
Когда мир изменился, то те люди и звери, что жили при
прошлом мире, когда на небе не было Луны… хотя другие волхвы твердят, что Луна
была не одна, их ходило по небу три! – те люди выжили, но выжили совсем
немногие.
Те, кто приспособились к новому миру, наставшему после
катастрофы, растеряли все знания, но были сильны и свирепы. Они заново начали
населять опустевшую землю, потеснили страшных зверей, начали расширять кордоны
своих племен… Те, кто еще хранил крохи знаний о прошлом мире, не могли
свыкнуться с этим, у них не было страсти жить, и новые люди с горячей злой
кровью, жаждая схваток, столкнулись и с ними, и даже друг с другом.
Плечи Придона сами передернулись. Все артане обходят эту
долину стороной. Когда-то допотопные ходили и здесь, по эту сторону гор, но
звездные ночи с появившейся луной угнетают их настолько, что почти перестали
плодиться. Оставшиеся отступили за эти горы, устав или устрашившись драться с
храбрыми артанами, что наседают, тревожат удалыми набегами…
И на этот десятый, а затем и одиннадцатый день кони шли без
устали, настоящие артанские кони. Изредка попадались небольшие дубовые рощи,
мелкие озера, чистые и спокойные, с песчаными берегами, отмелями, где хорошо
видно играющую рыбную мелочь, самому бы так, чаще встречали одинокие
дубы-великаны, по-артански могучие, кряжистые, широкие в плечах.
Обычно из-под корней такого дуба выбивался крохотный
родничок, успевал пробежать не больше, чем на длину броска дротика, жадная
сухая земля выпивала без остатка.
Озера напоминали Придону глаза лесных зверей, такие же
темные, загадочные, в которых очень редко блеснет осколок неба.
Сейчас он на скаку смотрел и не мог налюбоваться на две
вербы, что остановились над самой водой, чистые и невинные, как юные девушки,
что уже сбросили одежды, но все не решаются вступить в холодную воду.
Он почувствовал их взгляды на нем, стыдливые и умоляющие: не
смотри, витязь, не позорь нас. В этот момент налетел озорной ветер, блудливо
задрал им опущенные ветки, взору на краткий миг открылась чистая целомудренная
кожа, не знавшая прямых солнечных лучей, не огрубевшая от солнца.
Придон поспешно отвел глаза, хотя ветерок уже унесся,
повернул коня, тот рассматривал вербы с чисто мужским бесстыдством, вскачь
вернулся к артанам.
– Ну что? – спросил Тур.
– Объедем это место, – ответил Придон лаконично.
Снова он уловил многозначительные взгляды, которыми
обменялись сыны Аснерда за спиной. Похоже, он начинает выглядеть не только
осторожным, но и трусоватым. Наверняка решат, что увидел крупного зверя,
устрашился и поехал недостойной мужчины окольной дорогой.
Придон ощутил, что конь недовольно прядает ушами всякий раз,
когда он поворачивает его в сторону гор. То ли неуверенность всадника
передавалась, то ли в самом деле чует больше и видит намного дальше.
Тур однажды указал в сторону, где на грани видимости горел
багровый свет, а в нем еще и вспыхивали желтые искорки.
– Все еще бьются!
– Кто? – спросил Придон.
– Два великих двобойца, – ответил Тур с
почтением. – Ты что, не слышал о битве Руслана Лазаревича с тцаром
Огненный Щит?
– Слышал, но… Это они?
– Да, – ответил Тур и добавил: – Но не уговаривай
свернуть и посмотреть! Я хочу успеть вернуться к празднику Возжигания Чистого
Огня.
Кони мчались и мчались, Придон дважды замечал целые заросли
плакун-травы, за которую волхвы готовы отдать все, что угодно. Плакун-трава –
всем травам мати, как говорят волхвы. Выросла из слез юной богини Нонцены, что
оплакивала гибель юного Прове. Рвать ее, правда, можно только на утренней заре.
Позволяет усмирять нечисть и даже повелевать ею, как утверждают волвхы.
Тур предложил ехать вдоль реки, обязательно встретятся села,
пора бы переночевать под крышей… При этом он непроизвольно выпячивал грудь,
словно уже рассказывал деревенским простушкам о своих подвигах, глаза весело
блестели.
– Реки прямо не текут, – ответил Придон, – а
мужчины выбирают прямые дороги.
– Прямо плохое место, – сообщил Тур.
– Проедем, – отрезал Придон, – станет
хорошим.
– Да нет… Там ни людей, ни зверей. Там просто место
плохое.
– Едем прямо, – решил Придон.
Однако на душе было тревожно. Сглупил, настоял на своем. Показалось,
что воины опекают его чересчур. Совсем как маленького. Забылся у Градаря, повел
себя глупо, но ведь в сражениях был не только храбр и силен, но и расчетлив, не
терял голову, благодаря чему под его знамя собралось немало удальцов… а вовсе
не потому, что он сын тцара!
Обогнули рощу, чахлую и реденькую. Уже над нею небо
показалось Придону странно лиловым, а когда миновали последние деревья, земля
под копытами зазвучала суше, звонче. Трава исчезла, почва шла бурая, охристая,
красноватая, а далеко впереди, почти на горизонте, виднелся сверкающий лиловый
столб.
Тур сказал мрачно:
– Это место лучше объехать.
– Уже то, – заметил Олекса, – что мы видим
это… уже плохо.
Придон поколебался, сказал как можно тверже:
– Мы едем своей дорогой. Нам нет дела до грибов-переростков.
