– Что это? – прохрипел Тур сонным голосом.
– А ты не догадываешься? – удивился Олекса. Тур
взял прут, огрызнулся:
– Кто способен разбудить спящего – способен на любую
подлость.
Придон потихоньку грыз твердое пережаренное мясо, с испугом
прислушивался к себе. Вроде бы все тот же, если не считать, что в схватке с
кентаврами он… выказал себя сильнее, чем Олекса и Тур, едва ли не самые сильные
в артанском войске. К тому же если и получил раны, то зажили раньше, чем
заметил.
Олекса и Тур, отдохнув за ночь, посматривают испытующе. От
старого долунного мира остались не только редкие волшебные вещи, но и люди
иногда… рождались не совсем обычными. Необычными для этого мира, но, возможно,
обычными для тех ушедших времен. Придон сам видел, как однажды при переправе
Вяземайт сильно поранил руку. Ругаясь, он опустил ее в воду, и, когда добрались
до берега, на месте раны остался только крохотный белый шрамик.
Все слыхали о неуязвимом Хогаисе, у которого не было тени, и
о смелом Миндии, у которого было сразу две тени, но сам Миндия вскрикивал от
боли, лишь когда попадали в его левую тень… Шла слава о силаче Филине, который
никогда не спал и всегда вызывался в ночной дозор, ибо мог слышать, как за три
конских перехода разбойники сговариваются шепотом. А немереной силы богатырь
Медведко, который однажды подхватил падающую башню и снова поставил на место,
но которого можно сшибить с ног простым свистом?
Так и он, Придон, не обладает ли странной мощью, что за
гранью человека, как уже известно о его старшем брате Скилле и его младшем –
Ютлане?
– Никакой мощи, – прошептал он, едва шевеля
губами. – Это все Итания… Я не мог умереть, не увидев ее!.. И потому силы
оттуда… Ну, оттуда, вот и все. Да я был в отчаянии… и в бешенстве тоже. Потом
уже в ярости. Но это был уже не я, а неизвестный мне человек, которого моя
любовь исторгла из меня… из глубин моей души!
Он чувствовал, что оправдывается, ищет объяснения, будто
какой-то куяв, а не отважный артанин, что принимает жизнь такой, какая есть.
Тур прожевал мясо, руки встряхнули баклажку.
– Эх, маловато… А край здесь, как вижу, жаркий… Много
воды не пить, иначе вся вода выступит у вас на спине в виде соли!
– Вода? – переспросил Олекса озадаченно. – Ах
да… это же Тур!
– Воду будем беречь, – сказал Придон. – Вы
сможете идти? Или подождем еще сутки?
Тур обвел рукой поле с трупами кентавров.
– Здесь нам надолго хватит… Но я уж лучше хоть на
четвереньках, но вперед, а то в гиену превращусь. Говорят, такие случаи бывали.
Олекса сказал усталым голосом:
– Лучше медленно, но вперед. Давай, Придон, теперь ты
впереди! Ты здоровый, как валун.
– И тебя не жалко, – добавил Тур жизнерадостно и
захохотал.
– Злые вы, – сказал Придон укоризненно.
На землю падал красноватый свет от странно багрового неба.
Лохматые тучи двигались быстро, в них глухо громыхало, скрежетало, часто
блистали искры. Не молнии, а короткие искры, словно некто невидимый за тучами
высекал огонь.
Буро-зеленая степь медленно отступала, будто по небу ползла
черная-пречерная туча и волокла по земле густую тень. Потом он понял, что это
не просто тень, а зеленая трава исчезает, серая тень… нет, не тень, а серая
масса движется в их сторону непрерывно, страшно, пугающе.
Олекса поспешно взобрался на высокий камень, хотя до
надвигающегося потока еще два полета стрелы. Тур всмотрелся, вскрикнул:
– Да что же это?.. Никогда не ходили стаями…
– Что там? – спросил Придон быстро.
– Полевые мыши… Весна была ранняя, их вывелось много,
но не настолько, чтобы вот так, толпой, словно куявы на ярмарку…
Его лицо разом потемнело, Придон еще не понял, что случилось
с Туром, ведь потемнели и плечи, грудь, руки, все вокруг потемнело, будто в
самом деле небо закрыла плотная-преплотная туча, сейчас грянет гром и
разразится невиданная гроза…
Он поднял голову. Небо действительно закрыла туча. Черная,
плотная-преплотная. Она шуршала, странно так шелестела, словно мириады
насекомых грызли сухие листья, потом донеслись тонкие крики. Туча двигалась с
востока, странно дрожала, словно плотный комариный рой, и устрашенный Придон не
сразу понял, что в их сторону с большой скоростью несется по небу огромная стая
птиц.
– Куда это они? – вскрикнул он.
– Туда, – прокричал Олекса со своего камня, –
куда и мыши… Вернее, откуда.
Тур засопел, его тяжелую фигуру раскачивало, но довольно
ловко взобрался на обломок скалы к Олексе.
– А ты чего ждешь? – крикнул он Придону.
– Он ждет, чтобы ему сапоги обгрызли, – сказал
Олекса язвительно.
Их фигуры колыхались и подрагивали в странном неверном
свете, словно внезапно наступили сумерки, которые на самом деле не сумерки.
Придон вспрыгнул на массивный валун, едва не промахнулся,
ибо все в этом мире сейчас трепетало и дергалось.
– Что их гонит? – пробормотал он.
– Что-то непростое…
– Еще бы! Что-то вроде степного пожара. Но пострашнее.
Олекса сказал нервно:
– Похоже, нам надо тоже…
– Что?
– А разве мы из камня? У меня такое же мясо, как у этих
мышей и птиц. Перьев нет, зато шерсти на двоих хватит. Или на стадо мышей.
– Но как же… – начал Придон и умолк на полуслове. По
телу пробежала дрожь. Громко застучали зубы. Он попытался удержаться, но
затрясло всего, а в животе стало пусто и холодно.
На стыке неба и земли возник нещадный блеск. Так слепит
глаза утреннее солнце, ослепительное, чистое, умытое, полное жара. Но оно
поднимется крохотным с утра кружочком, лишь к вечеру разбухнет, станет багровым
и уж не жарким… Сейчас же весь горизонт на востоке полыхал, как узкая
раскаленная полоса железа в горне. Как раскаленная шипящая полоса, от которой
веет жаром и летят длинные обжигающие искры.
Он смотрел, замерев, на этот ужас, на эту приближающуюся
всеобщую и нещадную смерть. Огненная стена отсюда едва заметна, всего лишь
черточка, но он понимал всеми чувствами, что на самом деле это огненная стена
белого пламени, что поднимается до самых высоких туч, а то и выше, недаром же
улетают птицы, а по земле идет, явно выжигая все на длину копья вглубь. И не
зарыться в землю кротом, не перескочить птицей…
– Нам здесь не пройти, – сказал он
тоскливо. – Те древние чародеи давно мертвы, однако огненные топоры… что
метнули друг в друга, все еще носятся… отражаясь от стен!
Тур смотрел, привстав на цыпочки, на сверкающую полосу. Лицо
его стало белым, словно на нем уже заиграли сполохи неземного огня.
