Придон хватал ртом воздух, грудь сжимало, как тисками.
Молодая женщина держит оружие на изготовку. По лицу видно, что уже видит
приближающихся врагов. Их много. Они сильнее. Юная, жертвенная, обрезавшая
прекрасные волосы, чтобы не мешали в последней битве, она вот сейчас примет
последний бой. Возможно, она последняя из оставшихся людей. Крылья невиданные,
таких не бывает ни у птиц, ни у летучих мышей, ни у драконов. Сильные крылья,
но не похоже, что она собирается спасаться бегством… Да и куда?
– Нечего не понимаю, – сказал за его спиной
Тур. – Если она див, то я кто?
– Она див, – сказал Олекса, – но…
– Но что?
– Она хороший див.
– Див и вдруг хороший?
– Ты посмотри на нее еще, – предложил Олекса.
Тур что-то буркнул и отвернулся. Придон чувствовал, как
сердце колотится чаще, а дыхание из груди идет горячее, как из пылающего горна.
Вдруг захотелось встать рядом с нею, отражать натиск неведомых врагов… Даже
если те враги – люди.
– Вон там свет, – внезапно сказал Олекса. –
Смотрите… вон в том храме!
– Какой же это храм? – возразил Тур.
– Назови иначе, – огрызнулся Олекса, – но в
той части города еще есть жизнь! Уцелевшие там либо живут, либо собираются… Что
будем делать?
Их взгляды обратились к Придону.
– Не знаю, – ответил он честно. – Но если
ножны здесь, то скорее всего там. Что нам остается? Придется идти.
Олекса вздохнул.
– Повадился кувшин по воду ходить… Только давайте как
можно осторожнее.
– Давайте, – согласился Тур. – А это как?
Над головами кроваво-красные тучи уже не мчались через все
небо, их заворачивало в страшный гигантский смерч. Над городом нависло
опрокинутое кровавое море с исполинской воронкой Центр воронки был ослепительно
желтым, красные струи вытягивались рвались, исчезали в страшном небесном
водовороте.
Придон шел медленно, в руке топор, осматривался и, хотя
Олекса видит дальше, а Тур слышит лучше, все равно прислушивался, вздрагивал и
подпрыгивал при каждом шорохе или треске лопнувшего камешка.
Здание, что Олекса назвал храмом, приблизилось, заняло
половину неба. Камни сплавились от неведомого жара настолько, что Придон тщетно
искал взглядом стыки, все в наплывах, будто камень плавился и стекал, как воск,
постепенно твердея. Вокруг здания растеклась каменная лужа, каждая следующая
волна застывала чуть выше, и казалось, что к храму ведут ступени с округлыми
краями.
Придон пошел на цыпочках вокруг, все так же вздрагивал и
подпрыгивал, все мышцы напряглись, тронь – порвутся.
Олекса и Тур, спина к спине, двигались боком, готовые
отражать нападение любых зверей или врагов. Храм не соприкасается с другими
зданиями, во всяком случае теперь, втроем обошли вокруг, потом еще раз.
– Я не понимаю, как туда войти, – сказал Олекса со
злостью.
Тур кивнул, сказал с нервным смешком:
– Разве что вон там…
Из стены исполинского здания на уровне каменных потеков
выступала страшная распахнутая пасть дракона. Придон прикинул, что в нее могли
бы въехать два всадника стремя в стремя. В красной пасти алой россыпью светятся
угли, из стен выступает кровь и сползает на угли, шипит, взлетает дымками.
Олекса бросил раздраженно:
– Если туда войти, то где выйдем?
– Известно где, – ответил Тур с тем же
смешком. – Или рассказать?
– Сам туда иди, – отрезал Олекса. – И сиди
там.
– Придон, ты куда?
Нижняя челюсть дракона выступает из стены на уровне его
колен, определил Придон, но жар обжигает все тело, даже ступни. Он отступил на
шаг, запрыгнул на край челюсти.
Сухой воздух опалил лицо, веки. Он прикрылся ладонью,
шагнул…
Жар утих, а когда он сделал еще шаг, впереди открылся
широкий туннель, ярко-красный, с выступающими ребрами.
В стенах пульсировало, чавкало, двигалось.
За спиной послышались шаги, из огня выступил Олекса, лицо
бледное, глаза вытаращены.
– Уф!.. Сам не верил… Думал, сгорю… Его толкнули в
спину, появился Тур, быстро зыркнул на обоих, прорычал одобрительно:
– Молодец, Придон, допер!.. Не могут угли столько
гореть, это ж ясно… теперь. Да и кровь давно бы вытекла.
– Проклятые колдуны, – сказал Олекса. –
Ничего, доберемся… В следующий раз приведем целую армию. Все здесь разнесем!
Придон, не отвечая, пошел по странному туннелю. Временами
казалось, что идет по живой трубе, в стенках двигаются соки, кровь,
протискиваются сгустки, вон даже видно, как выпячивается, можно стукнуть…
Он даже стиснул пальцы в кулак, но опомнился: а вдруг в
ответ труба стиснется, сомнет их, перемелет в кровавую кашу? Пока что она их
даже не замечает, пусть не замечает и дальше.
Внутри полупрозрачных стен красные струи побежали быстрее.
Труба начала вибрировать, подергиваться.
– Вперед! – прокричал Придон. – Надо успеть…
Под ногами вздыбился пол. За спиной Придон слышал тяжелое
дыхание. Ноги несли, как испуганного оленя, в голове стучала только одна мысль,
как бы не споткнуться, только бы не растянуться, сам – пусть, но чудовищный
туннель захватит друзей…
Труба расширилась, здесь жарче, но воздух суше, и сразу же
ощутилось, что это уже мертвый туннель. Мертвый, окаменевший. Каменные стены,
по ним не двигаются соки, как по дереву, хотя стены еще почти новенькие.
По этой части туннеля шли, как показалось Придону, гораздо
дольше. В двух местах пересекли широкие трещины, а еще через два десятка шагов
дорогу преградили ярко-красные глыбы. Сверху упал зловещий свет, Придон вскинул
голову, на него недобро смотрела широкая дыра в своде.
Он подпрыгнул, ухватился за край. Ноги мелькнули в воздухе,
рывком взлетел наверх, а с края протянул руку. Тур зарычал, но ладонь ухватил,
Придон выдернул его наверх, дивясь тяжести Тура. Впрочем, у потомков горного
великана и мясо наполовину каменное.
Олекса вылез сам, осматривался, не обращая внимания на
озадаченных друзей. Полуразрушенный и заброшенный зал, в стенах дыры, вместо
крыши страшные багровые тучи в жутком водовороте, а в зале нагромождение
упавших глыб, статуй, колонн, смятые ударами массивные медные светильники… или
жертвенники, где когда-то в кипящем масле сгорали вопящие жертвы.
Чудом уцелела статуя лежащей женщины с распростертыми
крыльями. Всклокоченные волосы отливают синевой металла, крылья тоже из камня с
металлом, страшное нечеловеческое лицо с красными рубиновыми глазами без
сетчатки и зрачков, сплошная жуткая краснота, но лицо все же женское, даже
длинные серьги в ушах почти такие же, какие носила его мать.
