– Почему?
– Да просто струсят, – ответил Тур и коротко
хохотнул.
– В своем храме? – усомнился Олекса. – Перед
лицом своего бога? Не смеши кур.
– Где ты видишь кур?
– А ты кто?
Придон осторожно выглянул. Воздух все-таки горячий, но по
шкуре побежал мороз. Этот холод от жутких синих стен, будто они трое во
внутренностях огромного трупа, от негромкого зловещего пения. Костер полыхает
жарко, фигура чудовища почти человечья, из стены вырастает на уровне груди,
вместо живота – пылающее пламя, бьет в растопыренную грудную клетку, страшными,
сводящими с ума бликами пляшет по нависшей вперед жуткой оскаленной морде.
– А что, если…
– Тихо!
Два десятка мохнатых рук ухватили свисающую сверху длинную
металлическую цепь. Заскрипело, Придон остановившимися глазами видел, как из
темноты начала опускаться клетка. В ней сидел, скорчившись, человек. Даже
отсюда видно, что тело исполосовано свежими ранами, из спины нарезаны широкие
ремни, сочится кровь.
Глава 20
Тур ругнулся, сделал движение тут же броситься с поднятым
топором. Олекса положил ладонь на плечо брата. Клетку опустили перед алтарем,
пленника вытащили, поставили на колени. Руки несчастного жестко связаны за
спиной, уже почернели, а когда бросили на колени, артане увидели, как от
резкого движения открылись раны. Кровь потекла по коже, запятнала синие плиты,
где показалась почти черной. Тур взревел:
– Пора!
Стряхнув ладонь старшего брата, он с диким криком выскочил в
зал и понесся на толпу. Перед ним расступились, перепуганные дивы давили друг
друга, освобождая дорогу страшному разъяренному гиганту.
Олекса выругался, но, прежде чем он успел выскочить, Придон
прыгнул в зал и понесся вслед за Туром. Дивы перед Туром расступились, но
четверо у алтаря, напротив, встали плечо к плечу, разом вскинули руки, затем
вытянули их, как остроконечные копья, нацеленные в бегущего на них разъяренного
гиганта.
Придон предостерегающе закричал. Четыре слепящие молнии
сорвались с пальцев жрецов. Тур на бегу пошатнулся, молнии ударили в грудь, но
топор не выронил, только с бега перешел на шаг. Вторая молния ударила так же
ослепительно, после ее вспышки в зале стало темнее.
В ужасе Придон видел, что Тур с ног до головы покрылся
странной белизной, сделал шаг, замер с поднятым над головой топором. В тот миг
Придон пронесся мимо, но все чувства вскрикнули, что Тур, его друг и сын
Аснерда, превращен в камень, в белый мрамор!
Он закричал дико:
– Смерть!.. Убивай!
В расширяющемся проходе видел эти четыре ненавистные фигуры.
Их руки поднялись, слепящая вспышка ударила в глаза. Полуослепший, он бежал
прямо на их. Вторая вспышка, по телу прошла волна холода, но тут же мысль,
жаркая, как раскаленный в горниле кузнеца меч, пронзила мозг: а как же Итания?
Он должен добыть и принести…
Третья вспышка ударила в грудь с такой силой, что едва не
швырнула назад. Он закричал, нагнетая ярость, но та не приходила, только перед
глазами встало прекрасное лицо Итании.
Четвертая вспышка, он успел ощутить волну холода, что
мгновенно испарилась, как горсть снега, брошенная в жаркий костер.
Жрецы пятились, с их рук все еще срывались молнии, били в
его обнаженную грудь. Отступая, уперлись спинами в черный алтарь. Придон
налетел как буря. Топор блеснул страшно, в воздух взлетели срубленная голова и
кисть руки, вторым ударом он разрубил второго, третий отступил в ужасе,
споткнулся и с диким криком повалился в огонь.
И тут Придон увидел выступ, прямо под грудью свирепого бога
дивов и над огнем, на ровном, как стол, гранитном выступе – ножны для меча!
Старые потертые ножны, тускло блестит кольцо, чтобы пристегнуть к поясному
ремню, если великан, или к заплечной перевязи, если этот Хорс хоть когда-то был
человеком…
Донесся яростный клич Олексы. В толпе дивов мелькали руки с
ножами, мечами с кривыми лезвиями. Вся толпа напирала к алтарю, Олекса
сдерживал натиск. Придон закричал, чтобы держался, бросился с поднятым топором.
Олекса дико заорал:
– Догони четвертого!.. Догони!!!
Крик был страшен, Придон понесся за убегающим жрецом. Из ниш
выскакивали дивы, не все с оружием, но у многих когти казались страшнее мечей и
топоров. Придон рубил в бешенстве, неистово, звенел металл, на него плескало
кровью, перед глазами возникали лохматые фигуры, он рубил, сек, сбивал, топтал,
проламывался, снова несся за жрецом, догонял, снова кого-то рубил и топтал.
Жрец наконец замедлил бег, медленно повернулся. Придон
увидел измученное, залитое потом лицо уже немолодого человека… нет, не
человека, у человека не может быть такого лица, таких глаз, скул, нижней
челюсти…
Лезвие топора рассекло череп дива до гортани. Придон быстро
уперся ногой, высвободил топор. За спиной слышался топот, хриплые крики.
– Смерть! – закричал он яростно. – Артания!..
Итания…
Два-три дива за весь обратный путь к залу выскочили из
теней, но Придон рубил в бешенстве, несся как пылающая скала, все сметал,
топтал, размазывал по стенам.
Впереди заблистал свет, в проеме мелькнул убегающий див.
Придон вылетел в зал, его трясло, сердце едва не выпрыгивало, а топор казался
легче перышка. С топора веером разлеталась кровь, она же струилась по рукам, по
груди, и после каждого шага за ним оставались кровавые отпечатки.
В голове мутилось, но, когда переступил порог, поразился
мертвой тишине. В зале залито кровью, дивы навалены кучами, кровь даже на
стенах. По каменным плитам текут, журча, темно-красные ручейки. Воздух пропитан
запахом вывалившихся внутренностей.
– Олекса, – позвал он дрожащим голосом. –
Олекса!
В зале поднялась одна рука, упала бессильно, но Придон не
сдвинулся с места. Рука торчала из синего халата. Кровь текла обильными
потоками, Олекса мог упасть от изнеможения, герои умирают не от ран, а от
изнеможения, от боевой ярости, что забирает человека целиком, а затем так же с
окровавленным топором их переносят в небесный дворец, где павшие в битвах пируют
за столом наравне с богами и где радостными кличами приветствуют нового героя.
– Олекса, – повторил он. Голос его
задрожал. – Олекса!.. Не бросай меня, Олекса… Я не вынесу, чтоб остаться
одному…
Пустая клетка чернела в двух шагах от алтаря, а сам пленник по-прежнему
стоял на коленях перед черным камнем. Стянутые за спиной веревками руки
почернели до самых локтей, уже отмерли. Пленник всхлипывал, по изуродованному
лицу катились слезы. Мужчина не стал бы плакать, но кто знает, что здесь за
пытки, топор Придона в два взмаха перерубил веревки на руках. Пленник с трудом
потащил руки со спины. Придон с холодком заметил, что в ладони несчастного
вбиты толстые штыри.
