– Сам вернусь, – вырвалось у него, и по ее улыбке
понял, что невольно ответил согласием. Озлившись, спросил сердито: – А что я
увижу?
– Там, – ответила женщина. – Все там. Прямо
из воздуха она вытащила длинный плащ с капюшоном, накинула на плечи. Придон поймал
ее оценивающий взгляд, потом она сказала с брезгливой гримаской:
– Ладно, я тебя проведу. Это будет стоить головной боли
на полдня, но… ладно. За удовольствие смотреть на такую фигуру надо чем-то
платить. А мы, женщины, на что только не идем ради красивого мужчины.
Она отступила в сторону, он понял, что надо идти, шагнул к
двери. В проеме увидел стража с неестественно застывшим лицом. Женщина
приложила палец к губам. Придон кивнул, вышел, задерживая дыхание и стараясь не
топать.
У его двери, оказывается, дежурили четыре стража. Сейчас все
тупо таращились в пространство. Придон пошел за женщиной, она двигалась по
широкому коридору, зад вилял из стороны в сторону, но спина оставалась прямой и
гордой, как у артанки.
Светильники источали нежный золотой свет и наполняли
пространство пряным запахом, в котором было нечто от гнили. Женщина вела по
коридорам, переходам, стражи их не замечали, даже встретили хихикающую парочку,
Придон задел его ненароком, тот лишь остолбенело уставился в стену напротив.
Из дворца выскользнули также без помех, лицо женщины
покрылось мелкими бисеринками пота. Дышала она учащенно, Придон сочувствующе
молчал. Когда пересекли площадь, сказал виновато:
– Отдохнем в тени?
Она бросила быстрый взгляд:
– Зачем?
– Да что-то ноги устали, – ответил он.
– Артанин, – бросила она беззлобно. – Даже
соврать не умеешь!.. Но как же, защитить женщину – долг… У нас бы мужчина еще и
сверху на мои узкие плечики. И ножки бы вот так свесил… Ладно, пойдем. Больше
не скрываемся.
Он кивнул, пошел рядом посреди улицы, плечи раздвинул, а
мышцы взбугрил. Если кому не нравится, он готов объяснить на кулаках, топорах
или даже мечах, конным или пешим, что ему так нравится, а кто не одобряет, тот
пусть попробует артанской отваги!
Город накрыт звездным небом, луна выглядит выкованной
куявскими мастерами, крыши блестят, будто после дождя: в этой части города
покрыты серебром и золотом. Ведьма посматривала насмешливо, потом в ее глазах
он уловил сочувствие, насторожился.
– Теперь скажешь, куда идем? – потребовал он.
– Во-о-он там перекресток, – ответила она, –
видишь?.. Если идти прямо, ты увидишь большой богатый дом. Очень богатый.
Сегодня, как и вчера, в этот дом придет один человек… Тайком, как вор.
– Мне его остановить? – спросил он и вскинул руку,
чтобы коснуться рукояти топора. Лунный свет красиво высветил могучие мышцы.
– Да, – ответила она, добавила поспешно: – Но не
то, что ты думаешь… Не обязательно сражаться, драться, даже ссориться.
– А что же?
– Просто взгляни, – повторила она
настойчиво. – Он будет в таком же плаще с капюшоном, как и я. Сорви с него
капюшон, посмотри в его лицо. Только и всего.
– Он колдун?
– Да нет же, – ответила она терпеливо. – Тебе
ничего не грозит. Мы знаем, кто это. Но хотим, чтобы узнал и ты. Придон сказал
рассерженно:
– Ничего не понимаю. Так скажи! Незачем вот так ночью…
– Ты не поверишь, – ответила она коротко. Хлопнула
его по широкой спине. – Все, иди сам! Затаись в тени, он скоро появится.
Она остановилась, Придон сделал по инерции шаг, повернулся,
ее тонкая фигура задрожала и растворилась в ночном воздухе. Рассерженный и
встревоженный, он оглядывался, прислушивался к каждому шороху. Затаился в тени,
чувствуя себя глупо, не по-артански прятаться. Разве что убедить себя, что в
боевой засаде…
На том конце улицы показался человек. Двигался по темной
стороне улицы, горбился, явно стараясь не привлекать внимания, хотя ночью кто
на него будет пялиться. Ко всему еще и широкий капюшон надвинул так, что
выглядывает только подбородок.
Когда человек приблизился и показался на освещенном лунным
светом пространстве, Придон успел заметить, что подбородок широк и тяжел,
выдвинут вперед, раздвоенный строго посредине. Если бы не этот надменный
подбородок, так и вызывающий на ссору, Придон, может быть, пропустил бы мимо,
показалось вдруг глупо хватать кого-то из темноты, но подбородок, подбородок…
Ноги как подбросили его от земли, он выпрыгнул из тени и
заступил незнакомцу дорогу. Тот от неожиданности отпрянул, рука метнулась к
поясу. Два ножа одновременно блеснули в призрачном лунном свете. Незнакомец вскрикнул:
– Придон?
Придон вздрогнул, голос чересчур знаком, но почему здесь,
ноги сами сделали шаг навстречу, а свободная рука отбросила капюшон с головы
чужака, не обращая внимания на острие ножа у своего живота.
На него с великим изумлением смотрел… Скилл. Еще с большим
изумлением и страхом воззрился Придон. Его старший брат, в которого он влюблен,
как в сильного и могучего отца, в куявском плаще, под плащом пышная куявская
одежда. Даже сапоги куявские: из тонко выделанной кожи, мягкие, удобные,
легкие…
Скилл вскрикнул:
– Придон!.. Ты?
– Я, – ответил Придон. – Но ты… разве это ты?
Скилл запнулся с ответом, в глазах не то метнулся страх, не
то проскользнуло нечто неуловимое, чего раньше в Скилле не замечалось.
– Я, – ответил Скилл с усилием. – Что ты
делаешь здесь?
– Ты знаешь.
– Я имею в виду… здесь, у этого дома. Да еще ночью, как
вор.
Придон сказал с горечью:
– Это я как вор? Скилл, а что здесь делаешь ты?
По обнаженной коже прокатилась холодная волна. В животе стало
тяжело и холодно, а в сердце возникло тягостное ощущение близкой и неотвратимой
беды.
– Я здесь… – начал Скилл. Он снова запнулся, Придон со
щемом видел на обычно каменном лице старшего брата непривычное колебание,
сомнение, даже тень страха, что вообще представить было немыслимо. –
Придон, ты не поймешь…
Придон наконец обратил внимание, что держит в другой руке
нож, сунул в ножны. Пальцы вздрагивали.
– Все же объясни, – потребовал он. – Пока я
вижу, что мой брат – предатель! Он переоделся в одежду врага, тайком ходит на
встречи к врагу. Что он рассказывает – не знаю. Но что предает – вижу.
Скилл молчал, голова опускалась все ниже. Придон с болью и
раскаянием видел, что старший брат, которого он боготворил, ищет слова и не
может найти.
– Ты предал Артанию, – сказал он так, что сердце
лопнуло, из ран брызнула горячая кровь. – Ты предал наших богов! Ты предал
нашу доблесть, нашу честь, наше достоинство. Ты должен умереть, Скилл.
