Голос его прервался, из широко раскрытых глаз потекли слезы.
Придон замер, впервые видел, чтобы его железный брат плакал. А слезы все бежали
и бежали.
– Она умоляла не бросать ее, – выговорил Скилл
чужим голосом, тот дрожал и прерывался, – а я метался по Степи и слал ей
страшнейшие проклятия за ее измену, за ее черное сердце, за ее….
Женщина вздрогнула, впервые Придон услышал ее голос, тихий,
но исполненный силы и нежности:
– Не надо вспоминать. Мы снова вместе. Теперь даже
смерть нас не разлучит.
Скилл замолчал, рифленые желваки выступили остро, зло, а в
глазах полыхнула безумная ненависть. Придон и сам сжимал кулаки: если бы
попался тот, кто проделал с его братом такое, рвал бы голыми руками на куски.
– Словом, – закончил Скилл погасшим
голосом, – годы шли. Ее сумели выдать замуж. За богатого и знатного
человека. За достойного. У нее уже был ребенок… мой ребенок, но тот человек
принял его как сына. И воспитывал как сына. Так жили несколько лет… Но ее муж
был тяжело ранен в схватке с горными племенами, проболел год и умер. Тогда она
решила вернуться в свой старый дом. Ее удерживали, после смерти мужа все его
владения принадлежат ей, там богаче и зажиточнее, но она, как будто ведомая рукой
богини, сперва прислала в Куябу слуг подготовить дом, потом приехала и сама…
Вот и вся моя история, брат. Я артанин, потому не могу явиться открыто. Я
старший сын тцара, я – наследник трона, потому не могу взять в жену куявку, это
либо вызовет восстание, либо недовольство в войсках… Но я еще и человек, брат
мой! Потому я прихожу сюда, прихожу тайком. Здесь единственная женщина, которая
владеет моим сердцем. А теперь еще и мать моего сына. И сын… Ты видел, какой
богатырь?
Глава 5
Утром он тщательно скоблил острым ножом щеки и подбородок
перед огромным зеркалом, настолько ясным, что протягивал руку, чтобы потрогать
стоящего в глубине человека. Всякий раз пальцы натыкались на пальцы двойника.
Дважды он пытался обмануть его; делал ложные выпады, но как ни хитрил, двойник
успевал повторить каждое движение.
Однако в глубине души оставалось неясное чувство, что если
он сумел бы двигаться быстрее, то двойник не успел бы, не успел…
И вот сейчас он скоблил щетину на щеках и подбородке,
всматривался в суровое мужественное лицо двойника. Все то же, что видел в
прошлый раз, только на скуле крохотный белый шрамик да над переносицей
появилась продольная морщинка. Из-за нее он сам кажется себе задумавшимся, но
пусть задумываются волхвы и маги, а воины должны жадно тянуться к топору, лицо
же подставлять ветру и надвигающемуся простору!
Явился слуга, сказал с поклоном:
– Доблестного героя ждут в обеденном зале… Придон
встрепенулся:
– Тцар приехал? Слуга развел руками:
– Еще нет. Но ждем сегодня. Что поставить на стол к
вашему приходу?
– Ничего, – ответил Придон решительно. – Неси
сюда. Я поем здесь.
Слуга развел руками, на лице проступило огорчение, словно
был очень даже заинтересован вывести артанина и усадить за общий стол, но
спорить не посмел, удалился.
Придон поплескал в лицо водой, вытерся, в это время дверь
отворилась, трое слуг с широкими подносами начали перегружать еду на его стол.
Лица бесстрастные, но в глазах удивление, ведь герой мог бы, пользуясь случаем,
за общим столом завести новых знакомых, укрепить старые связи, завести новые…
Придон перевел дух, опасался, что возникнут сложности. Кто
этих куявов знает, а то и вовсе есть не дадут. Мысли перескочили к Скиллу, но
тут же, словно ударившись о раскаленную наковальню, отпрыгнули. Если думать,
надо что-то решать, а что – непонятно. Пусть разбираются сами. Скилл – старший.
Он умный, мудрый, рассудительный. Разве не признался Аснерд, что все походы в
Куявию отважные артанские удальцы совершают даже не ради злата, а из-за
куявских красавиц? Это их стараются все похитить, увезти, добыть…
Пусть Скилл выпутывается сам. Ему даже труднее, чем ему,
Придону. Здесь он добивается Итании открыто. И получит ее под обозленные крики
куявов при всех. Вскинет на седло и увезет, как богатую добычу. Открыто, при
всех.
Больше половины того, что переставили ему на стол, он не
знал. Пахло одуряющее. Но не по-артански ублажать себя едой, и он просто ел все
это благоуханное, даже жрал – с хрустящими корочками, запеченное, изысканное,
созданное ценой огромных усилий и соблюдения сложнейших рецептов, жрал… как
если бы складывал в желудок наспех зажаренное на костре мясо оленя.
Напитков и настоев ему принесли на выбор в десятках
кувшинах. Он принюхался, отыскал со знакомым запахом, остальное жестом велел
унести.
Нет артанина, кто после сытного завтрака не ощутил бы себя
готовым лихо вскочить на коня и ринуться навстречу звону клинков, крику воинов
и конскому ржанию, – это куявы после завтрака, обеда и даже ужина норовят
поспать или обжулить друг друга. Придон отодвинул стол с пустым кувшином и
кубком и вскоре вышел в общий зал.
В зале то ли ждут Тулея, то ли здесь вроде деревенского
колодца, где женщины собираются посплетничать: шушукаются группами у стен,
прохаживаются по двое из конца в конец, раскланиваются, точно отмеривая кому
небрежный кивок, кому умеренный поклон, а кому и такой, что голова едва не
стукается о колени.
Он расправил плечи, молодая кожа блещет здоровьем, поправил
перевязь с драгоценными ножнами и медленно двинулся через зал. Плечи взбугрил и
слегка подрастопырил, чтобы выглядеть страшнее, таких всегда сторонятся.
Придворные шушукались, их глаза осторожно поблескивали, как у затаившихся в
норках мелких паучков. Его запомнили хорошо еще с первого появления, теперь
шепотом сообщали друг другу, он слышал, что ножны достались варвару нелегко:
исхудал, потемнел, морда вся заострилась и стала как у хищного волка. Скулы
едва не прорывают кожу, не к добру, глаза ввалились, это еще хуже, на
подбородке добавился шрам – еще багровый, со вздутыми краями. Таких бы вообще
во дворец не допускать, такие пусть на границах, защищают рубежи и наш сытый
покой…
По второму ярусу, где могли находиться только особы тцарской
семьи или же специально отправленные туда лучники, медленно двигалась Иргильда.
Лицо ее оставалось бледным и бесстрастным, только в глазах время от времени
вспыхивали искры раздражения, а щека нервно дергалась.
– Мне кажется, – заметила она с недобрым
удовольствием, – он не жилец на этом свете. Какой-то он весь… несчастный.
К перилам старалась не подходить слишком близко: страшилась
высоты, к тому же из глубокой тени, неузнанной, проще замечать на лицах
придворных те выражения, которые человек допускает только наедине с собой или в
полной уверенности, что его никто не видит.
За ней, стараясь держаться поближе, двигались тесной
группкой целый ворох женщин и оба мага. Горасвильд явно гордился возможностью
стоять рядом с Иргильдой, старый Барвник явно тяготился, но, пока тцар
отсутствует, кто смеет отказать в желании жены тцара сопровождать ее на
прогулках? Сейчас он проводил задумчивым взглядом прямую спину с широкими
плечами. Поперек косых мышц багровеет свежий шрам, чересчур близко к спинному
хребту. В глазах вызов и отчаяние, мрачная решимость драться со всем светом.
