— Вернулась. Через четыре месяца. Я уже вовсю гулял с Надькой, и думать забыл о том, что произошло тогда на кухне. Вот так. — Николай легонько ущипнул Ксюшу за кончик носа.
— Твой отец — умный человек, — произнесла она задумчиво.
— Согласен. А ты, кажется, замерзла. Руки ледяные. Давай согрею. — Он крепко обхватил ее.
В его объятиях было так тепло, так уютно, так надежно. Опять это сладостное, горячее касанье губ, нетерпеливая дрожь во всем теле, острое жало желания под ложечкой.
— А ужин? — запинаясь, пробормотала Ксюша.
— Он нам не нужен, — стихами ответил Николай…
…Потом она все-таки решилась. Сделала глубокий вдох, стиснула ладони.
— Ты… любишь меня?
— Люблю.
У нее отлегло от сердца, но не до конца, а лишь наполовину.
— А Ольгу? Тоже любишь?
В его глазах мелькнула боль.
— Не знаю. Ксюша, честное слово, не знаю. Еще позавчера любил. А сейчас… — Он замолчал.
— Сейчас, — тихо, но настойчиво повторила Ксюша.
— Я ни о ком кроме тебя и думать не могу. Не то, что любить. — Он поглядел на нее беспомощно и потерянно, почти с отчаянием.
«Слава матушке Иоанне!»
— Значит, ты любишь только меня. Меня одну. — Она притянула к себе его голову, гладила русые волосы, повторяя пальцем контуры завитков. — Мы скажем ей?
— Ольге? — глухо переспросил Николай.
— Да. Скажем?
Он кивнул.
— Надо, наверное. Только я не знаю, как.
Ксюша вздохнула.
— И я не знаю.
— Тогда… может подождем? — произнес он с надеждой.
«Ты-то возможно, и подождешь, — подумала Ксюша. — А я не могу. И заявление в ЗАГСе лежит».
Она ничего не ответила, промолчала. Он был рад ее молчанию. Ему так было легче, она видела это.
«В сущности, все мужчины одинаковы. С удовольствием бегут от проблем».
Ксюша поднялась с постели.
— Пойду, разогрею жаркое, не то мы умрем с голоду.
20
Ольга стала похожа на тень. Она ходила, говорила, работала — все автоматически, будто робот. Николай вот уже неделю не появлялся у нее. При встрече отводил глаза. Разговаривал скупо — «привет», «пока». Ей хотелось крикнуть: «А как же свадьба? Наша свадьба — ведь мы подали заявление вне очереди, по знакомству».
Зачем вне очереди? Куда было спешить? Ей, Ольге, и так было хорошо. Ей не нужна была эта свадьба. Но он хотел. Настаивал, уговаривал — и уговорил. И вот теперь — он молчит. Что случилось? Разлюбил? Полюбил другую?
Она спросила напрямик.
— Коля, объясни, в чем дело? Мы больше не жених и невеста?
— С чего ты взяла? — Он говорил с трудом, губы едва шевелились, лицо было чужим, холодным и бесчувственным, как маска.
— Ты не приходишь ночевать.
— У меня дела. Разве у меня не может быть дел?
— Но ты хотя бы сказал. Что за дела? Я бы помогла.
— Нет, спасибо. Справлюсь сам.
Неужели, это он? Ее Коля, Колька, Колечка, самый нежный, самый ласковый? Быть того не может. Словно его заколдовали, превратили в чудище. И вот — он смотрит мимо нее. Куда?
— Если завтра ничего не изменится, я забираю заявление. — Ольга сказала, и почувствовала, что умирает.
Как она будет без него? Неужели судьбе не хватит Игоря? Неужели нужно еще одно наказание? За что, за что?
Николай криво улыбнулся. Он теперь всегда так улыбался, общаясь с Ольгой.
— Ты делаешь из мухи слона. Собственно, в чем причина?
— Причина в том, что я собиралась замуж за другого. — Она повернулась и пошла.
Ровная, прямая спина, пряди высветленных волос на макушке. Лица ее он не видел, но знал, что она плачет. Знал, и чувствовал себя мерзавцем. Он был болен Ксюшей. И выздоравливать не собирался.
Лучше просто не смотреть вслед уходящей Ольге. Думать о том, что будет сегодня вечером и ночью. Произносить про себя заветное имя. Видеть глаза — яркие и прозрачные, как у фарфоровой куклы. И рот, как у куклы, и ресницы. Только бы не разбить, не сделать ненароком одно неосторожное движение, не растрепать золотистые кудри, не стереть розовый румянец с матовых щек!
Пальцы Николая сжались в кулаки. Он резко развернулся и скрылся за дверью спортзала.
Ольга зашла в кабинет. Глаза красные от слез, губы дрожат.
— Все кончено. — Она упала на кушетку.
— Что кончено? — Ксюша подошла поближе. — Оль! Я только что чистую простыню постелила.
— Прости. — Ольга не двинулась с места.
— Да что там у вас происходит каждый раз? Вчера на тебе лица не было после разговора, сегодня вообще смотреть больно.
— Он меня больше не любит. Не знает, как отвязаться.
— Разве так бывает?
— Как видишь. Жаль, платье уже готово. Придется теперь продавать. — Ольга вздохнула горестно и встала.
Она больше не плакала. Лицо ее стало спокойным и бесстрастным. Ксюша почувствовала облегчение.
«Кажется, пора ей открыть правду. Но как? Не скажешь же прямо в лоб, что Николай теперь принадлежит мне? Позвоню Соньке, — осенило ее. — Посоветуюсь, как быть».
Она действительно позвонила Соньке. Та ужасно обрадовалась, узнав, что приворот удался.
— Я же говорила! — В голосе ее звучало торжество. — А ты, дурочка, еще сомневалась! Гляди как, с первого раза и на сто процентов! Такое только матушка Иоанна может сотворить, больше никто.
— Софа, мне нужен совет, — пробилась сквозь поток ее восклицаний Ксюша.
— Какой совет?
— Как быть с Ольгой?
— Ольга — это соперница? — догадалась Сонька.
— Она самая.
— Послать ее подальше.
— Не могу. — Голос у Ксюши дрогнул. — Она моя лучшая подруга.
— Ну ты даешь! — Телега присвистнула. — Отбила мужика, а теперь каешься. Подруга, не подруга — разница не велика. Впрочем, если не хочешь напрямую с ней объясниться, есть другой выход.
— Какой? — с надеждой спросила Ксюша.
— Стибри у своего любимого какую-нибудь вещицу. Зажигалку, например.
— Он не курит.
— Ну, тогда что-нибудь еще. Но чтобы этот предмет был только у него одного, и твоя Ольга прекрасно его знала.
Ксюша вспомнила, что у Николая есть забавный брелок: две крохотные фигурки борцов, сцепившихся друг с другом в поединке. К нему прицеплены ключи от тренажерного зала. Они с Ольгой обе заметили этот брелок еще давным-давно, когда только-только стали вместе обедать в буфете. Пожалуй, для этой цели он подойдет.
