— Я? Как я могу относиться, Ксюнь? Это все-таки настоящий турнир, а не занятия со студентками на тренажерах. И заплатят там нормально. Вот только… — Он замялся, боясь продолжить.
— Только… — подсказала Ксюша тихонько.
— Как мы с тобой будем? Это на целых десять дней.
У нее тягостно сжалось сердце. Почему-то ей казалось, что едва она отпустит его от себя хоть на шаг, то тут же потеряет.
«Глупости, — выругала Ксюша саму себя. — Так нельзя. Надо дать ему свободу, иначе он возненавидит меня».
— Поезжай, — проговорила она, стараясь, чтобы голос звучал, как можно спокойней. — Я вовсе не против.
— Правда? — Николай требовательно взглянул ей в глаза.
— Правда. — Ксюша кивнула. — Я, конечно, буду скучать, но это неважно.
— А я-то как буду скучать!
Машина выбралась на шоссе. Николай нажал на газ.
«Ничего страшного, — подумала Ксюша. — Он вернется. Мы подадим заявление. Найдем другой ЗАГС. Свадьба будет в сентябре. Позовем Колю-маленького, Аню, Наташу. Отца его тоже позовем».
Они ехали и молчали. Каждый улыбался своим мыслям. В небе, одна за другой, зажигались звезды. Тихо шептались древние ели по обочинам дороги.
24
— Дайте, пожалуйста, «Комсомолку» и сборник кроссвордов, — попросил Костя пожилую продавщицу вокзального киоска.
Та кивнула и протянула ему газеты.
— С вас двадцать три рубля.
Костя порылся в бумажнике, отдал деньги продавщице. Затем отошел от ларька и взглянул на часы. Без четверти двенадцать. До отхода поезда еще двадцать минут. Вот черт, как ему не хочется ехать! Сдать бы этот проклятый билет, вернуться домой, позвонить Ксюше. Вдруг она ждет его звонка? Вдруг ей плохо, одиноко?
Он зажмурился и замотал головой. Нет, нет и нет! Все это чепуха, его глупые домыслы. У Ксюши все в полном порядке. Вчера вечером он разговаривал с Ольгой, та плакала в трубку, называла подругу хищницей и дрянью. Ксюша таки увела у нее этого парня, как его… Николая, кажется. Господи, кто бы сомневался. Теперь, небось, нежится в его объятиях, а об Ольге и Косте даже не вспоминает.
Нет! Пора вспомнить о своей гордости. Мать права — он превратился в половую тряпку. Разве мужик может так унижаться? Нужно ехать — и точка. Пансионат прекрасный, пятиразовое питание, культурная программа, развлечения. Побродит по горам, поплавает, сходит на танцы — глядишь, и забудется эта Ксюша с ее стервозностью. Забудется, как тяжкий сон.
— Молодой человек, — окликнула с подножки симпатичная, рыженькая проводница. — Вы едете или провожаете?
— Еду, — ответил Костя, убирая газеты в сумку.
— Тогда заходите. Посадка уже заканчивается.
Костя снова взглянул на часы. Неужели прошло целых пятнадцать минут? Когда он думает о Ксюше, время летит незаметно. Костя зашел в тамбур.
— Вы один, без девушки? — полюбопытствовала проводница.
— Один, — хмуро сказал Костя.
— Отдыхать или в командировку?
— Отдыхать.
— Чайку вам принести?
Костя с недоумением глянул на девчонку — та улыбалась, озорно и призывно щурясь. А вообще-то она недурна: хулиганские зеленые глаза, рыжая челка, пухлый, соблазнительный рот. Да что с того, что недурна? Все равно она не Ксюша и никогда ею не будет. Все-таки ему стало стыдно и неловко. Девочка совсем юная, личико простое, открытое. Она к нему всей душой, а он — точно бука какая-то.
— Принесите чаю, — проговорил он, стараясь, чтобы голос звучал приветливо.
— Вот тронемся, билеты соберу и сразу же титан включу. У вас ведь место в самом начале, да?
«Ишь, запомнила ведь», — удивился Костя, и ему вдруг стало приятно.
Динамик объявил отправку. Поезд медленно набирал ход.
— Я пойду. — Костя неловко кивнул проводнице и скрылся в узком коридорчике.
Его соседи по купе уже успели устроиться, разложить свои вещи и теперь с любопытством смотрели на нового пассажира.
— Добрый вечер, — поздоровался со всеми Костя.
— Скорее, доброй ночи, — поправил его средних лет мужик с круглой, как по циркулю вычерченной, лысиной. — Пивка? — Он кивнул на стоящую на столике откупоренную бутылку «Жигулевского».
«Да они тут все, как родные», — умиленно подумал Костя и запихнул сумку на багажную полку.
— Присоединяйтесь, — радушно проговорила сдобная женщина с румянцем во всю щеку, сидящая у окна, явно, супруга лысого. — Стаканчики у нас есть, вот, пожалуйста.
Костя послушно уселся рядом с мужчиной. Напротив него оказалась четвертая пассажирка — тихая, скромная девушка лет двадцати, с темными бровями и толстой черной косой, переброшенной через плечо.
— Как вас зовут? — неожиданно для себя поинтересовался осмелевший Костя.
— Марина, — проговорила брюнетка.
— Мариночка — прелесть, — заявила розовощекая, будто они были знакомы всю жизнь. — Она едет в отпуск, на море. А вы?
— И я на море. — Костя в смущении кашлянул.
— Вот и замечательно, — тоном, не терпящим возражений, сказала тетка. — Оба одинокие, глядишь, и поладите.
Марина моргнула и опустила глаза. Костя в который раз изумился тому, какие для него открываются возможности. Оказывается, вокруг полно одиноких и симпатичных девушек, которые только и мечтают, чтобы он обратил на них внимание. Ну, и зачем ему эта Ксюша, скажите на милость?
Костя приосанился, дождался, пока Марина перестанет смотреть в пол, и залихватски подмигнул ей. Подмигивать залихватски он, честно говоря, не умел, но, кажется, получилось совсем недурно. Во всяком случае, Марина тут же зарделась и принялась теребить кончик своей косы.
Лысый, тем временем, разлил пиво и подал стаканчик Косте со словами:
— За теплую компанию.
Костя выпил, затем добавил. В голове его приятно зашумело. Розовощекая тетка и ее супруг стали казаться ему милейшими людьми. Он вспомнил анекдот, который утром вычитал в журнале, и рассказал его. Анекдот имел успех, все купе долго и громко хохотало, за исключением Марины — та лишь деликатно улыбалась, поджимая аккуратные губки.
Поезд мчался сквозь ночь. Вошла рыженькая проводница. Она собрала билеты, оглядела цепким взглядом пассажиров. Взгляд ее на секунду остановился на Марине. Ее слегка раскосые глаза по-рысьи сузились, сигнализируя о том, что хозяйка в гневе.
— Кто-то обещал чаю, — игриво произнес Костя, стараясь вернуть расположение девушки, но та сурово сдвинула брови, — Чай будет, как и положено, через полчаса.
Она хлопнула дверью перед самым Костиным носом.
«Минус один», — подумал он и вздохнул.
