Женщина покосилась на нее испуганно.
— Н-ничег-го, — пробормотала Ксюша, запинаясь. — Эт-то я т-так. — У нее снова вырвался смех.
— Пожалуй, я пойду, — проговорила клиентка. — Вы, верно, не здоровы сегодня, дорогая. Вам нужно отдохнуть. — Она, пятясь, задом вышла из подсобки. Хлопнула дверь.
Ксюша, едва ворочая ногами, приблизилась к косяку. Оса бродила по нему взад и вперед. Ксюша отчетливо видела ее полосатое тельце, мохнатые лапки и брюшко. Вот она выпустила прозрачные, сизоватые крылышки и взлетела. Раздалось тихое, мерное жужжание. Ксюша постояла еще чуть-чуть, наблюдая за насекомым, затем без сил опустилась на диванчик.
Что с ней происходит? Она явно не в себе. Такого никогда раньше не бывало. Этот кошмар, приснившийся сегодня ночью, это жуткое ощущение надвигающегося ужаса, леденящий душу страх обернуться и увидеть нечто сверхъестественное. Как она могла испугаться обыкновенной осы? Или… или это была вовсе не оса? Кто-то неведомый стоял за ее спиной, от него веяло смертельным холодом и сатанинской ненавистью. Ксюше до сих пор казалось, что она чувствовала на себе взгляд пустых, нечеловеческих глаз.
Она сходит с ума. Но отчего? Отчего?! Внезапно ей стало так тоскливо и одиноко, будто она брела в полночь по кладбищу, мимо унылых могил. Сонька. Она обещала, что будет мстить ей за несговорчивость. Неужели, у нее хватило низости выполнить свою угрозу?
Конечно, это Сонька, и никто другой. Наслала на нее какую-то порчу, натравила темные силы из потустороннего мира. Теперь они будут преследовать ее и доведут до исступления. Только что она едва не выпрыгнула в окно. В следующий раз шагнет под машину или кинется с моста в воду.
Но что делать? Как быть? Где искать выход из сложившейся ситуации? Покориться Телеге, уступить ей Николая? Нет, это выше ее сил. Рассказать ему про Сонькины козни? Тогда нужно признаться, что она обращалась к магии и делала приворот. Тоже нельзя.
Ксюша в отчаянии обхватила голову руками и стала раскачиваться взад-вперед.
— …Ксюнь, ты что?
Она вздрогнула и выпрямилась. В дверях стоял Николай. В его глазах был немой вопрос.
— Коля, — жалобно пролепетала Ксюша. — Колечка, милый! Мне плохо.
— Голова болит? — Он опустился перед ней на колени.
— Да. И сердце. Все болит. Я не знаю, что со мной.
— Я же говорил, тебе нужно отдохнуть. Зря ты приехала сюда, тем более, сидишь одна уже полдня.
— Отвези меня домой, — взмолилась Ксюша.
— Ты же хотела к маме.
— Нет, домой, только домой. — Ксюша обеими ладонями вытирала слезы, катящиеся градом по щекам.
— Хорошо. Я сейчас. Отпрошусь у начальства. Кстати, и тебя тоже отпрошу.
Она кивнула. Он вышел. Ей хотелось, чтобы он вернулся как можно скорее. Страх, непонятный, беспричинный, снова сковывал ее по рукам и ногам, не давая дышать, делая тело безвольным, как у тряпичной куклы. Ей казалось, что рододендрон ожил и шевелит полузасохшими листьями, точно щупальцами. Вот-вот он соскочит с подоконника и ринется на нее…
Когда Николай пришел, Ксюша сидела, сжавшись в комок, забившись в уголок дивана.
— Все в порядке, — проговорил он бодро, но, взглянув в ее лицо, заметно сник. — Ксюня, ты как мертвец. Тебе надо к доктору.
— Домой, — простонала она.
— А вдруг это серьезно? Нужны лекарства, процедуры?
— Нет, я здорова. Просто переутомилась.
Он помог ей встать, почти волоком дотащил до дверей, снял с нее халат.
— Поедем на машине.
Ксюша кивнула, безвольно повиснув у него на руке.
Дома ей стало немного спокойней. Николай уложил ее в постель, принес горячего чаю с медом и новую порцию валерьянки. Веки ее отяжелели, стали слипаться. Он сидел рядом, держа ее пальчики в своей огромной ладони.
— Спи, любимая. Хочешь, я позвоню маме, что ты не приедешь?
— Позвони. — Она заплетающимся языком проговорила номер.
В полудреме она слышала, как Николай беседует с матерью — в разговоре он называл ее Ксенечкой. «Ксенечка обгорела, плохо себя чувствует, завтра вам позвонит». Ксюша подумала, что он самый лучший, замечательный, самый добрый — просто ангел.
Она почти уснула. Однако, ее ухо чутко ловило тихие шаги Николая по комнате. Это ее успокаивало — пока он с ней, ничего страшного не произойдет.
Он приблизился, склонился над постелью. Заглянул ей в лицо. Она чувствовала его теплое дыхание на своей щеке. Он немного постоял, потом выпрямился. Сделал шаг назад. Ксюша тотчас открыла глаза.
— Ты куда?
— Вот осел! — Николай сокрушенно покачал головой. — Разбудил тебя.
— Я не спала. Ты что, уходишь? — Ее спокойствия как не бывало.
— Ксюнь. — Он глядел на нее с тревогой и жалостью. — Я… ненадолго. Я ведь говорил тебе, Колька ждет. Отвезу ему грамоты и сразу же сюда. Ты поспи пока.
— Я не могу! — Ксюшины губы задрожали. Она снова, в который раз за день, заплакала, тихо и безнадежно.
— Девочка моя. — Николай сокрушенно опустил руки и сел на кровать. — Ты, видимо, по-настоящему больна. Говори что хочешь, я вызову врача.
Она подавленно молчала. Он начал набирать номер. Нажал нужные кнопки и тут же положил трубку.
— Нет, нельзя. Если вызвать врачей «скорой», они могут забрать тебя в больницу.
— В психушку? — всхлипывая, уточнила Ксюша.
Николай не ответил, опустив глаза в пол. Через пару мгновений он произнес:
— Вот что. Сбегаю в аптеку. Там консультант, посоветуюсь с ним. Пусть даст какое-нибудь успокоительное, а то от валерьянки толку мало.
— Ты надолго? — тусклым голосом проговорила Ксюша.
— Десять минут, не больше. Хочешь, включу тебе телевизор? — Он взял в руки пульт. Она покачала головой.
— Нет? Ну ладно, тогда жди.
Ксюша обреченно прислушивалась к шагам в прихожей. Щелкнул замок. Тишина. Снова она одна-одинешенька.
Зараза Сонька! Встретиться бы с ней один на один, оторвать руки-ноги. Кабы не ее магические способности, цена ей медный грош.
Ксюша осторожно привстала на постели. Взгляд ее пядь за пядью обшаривал комнату. Вроде бы ничего такого. Все свое, знакомое, родное. Никаких колышущихся занавесок, никаких самостоятельно открывающихся дверей. Может быть, все, что было — плод ее воображения и только?
Осмелевшая, Ксюша протянула руку к телевизионному пульту, и в это время зазвонил телефон.
«Мама», — решила она и, встав, направилась к комоду. Подняла трубку.
— Слушаю.
В ухо ударила тишина. Она не была мертвой, она была живой! Будто бы из аппарата струилось нечто, какая-то невидимая, но ощутимая материя, вползала в комнату, заполняя собой все углы. Пальцы одеревенели.
