— Пока, — крикнул он из прихожей.
— Пока, — ответила Ксюша беззвучно.
Едва закрылась дверь, она бросилась к телефону. Лихорадочно набрала Сонькин номер. Замерла на мгновение. Затем кинула трубку на рычаг. Все бесполезно. Бессмысленно.
Ксюша вяло начала одеваться. Размотала полотенце, накинула халат, кое-как подколола волосы. Волоча ноги, прошла в кухню. На столе, действительно, лежала гора продуктов. Ксюша открыла пакет сока, отломила кусочек от плитки шоколада. Есть не хотелось, однако, она заставила себя жевать через силу.
Затренькал телефон. Ксюша выронила шоколад и, крадучись, пошла в спальню. Воровато озираясь, схватила трубку.
— Ксеня, как ты?
Она облегченно вздохнула. Мама. Как хорошо, что позвонила.
— Мамочка, мне очень плохо. — Ксюша едва удержалась от слез.
— Что такое? — встревожилась мать. — Грипп? Мне звонил твой молодой человек. Голос приятный.
— Это Коля. Он сейчас уехал на работу. Нет, мам, это не грипп. Ты… можешь приехать ко мне?
— Прямо сейчас? — уточнила мать.
— Да, прямо сейчас.
— Нет, не могу. Часа через два. У меня срочный отчет. Температура есть у тебя?
— Я не измеряла, — упавшим голосом проговорила Ксюша.
— Померь. И как можно скорее. Я перезвоню.
В трубке запищал отбой. Ксюша стояла и смотрела в угол. Штора медленно и зловеще шевелилась. Она моргнула, но колыхание не исчезло, а лишь усилилось.
— Кто это? Кто там? — сдавленно прошептала Ксюша.
Ее вдруг осенило. Нужно молиться! Защитить себя крестом. Злые силы отступят. Она упала на колени и принялась сбивчиво шептать «Отче наш» и молитву Богородице. Штора раскачивалась, будто за ней кто-то прятался. Ксюша видела очертания чего-то грузного, огромного и бесформенного.
…«Господи, Отче наш, иже еси на небеси»…
«Почему же и это не помогает? Почему, о Боже всемогущий, ты оставил меня? Ведь я не хуже других заблудших детей твоих?»…
Снова раздался телефонный звонок. Ксюша вскочила на ноги и схватила трубку.
— Мам!
Ответом была все та же жуткая тишина.
— Кто звонит? — тусклым голосом спросила Ксюша. — Кто это? Отвечайте. Что вам нужно от меня?
В тишине, в самой ее глубине, зародилось глухое рычание.
— Чур меня! — Ксюша треснула телефон ребром ладони и повалилась на пол.
Она каталась по полу, захлебываясь рыданьями, царапая пол.
«За что, за что мне все это? Я же только хотела быть любимой! За что?!»
Потом она подползла к окну на четвереньках, рванула на себя занавеску. За ней никого не было. Зато на глазах ожил противоположный угол. Ксюша метнула в него тапком. Раздался тонкий крысиный писк.
Она закрыла глаза и, вытянувшись, легла неподвижно на полу. Пусть. Пусть ее схватят, растерзают на мелкие кусочки, уволокут в ад. Она не может больше так.
Никто не подходил. Громко тикали часы. В телевизоре играла музыка. Потом запел мобильник. Ксюша долго слушала его, но не могла пошевелиться, не то что взять аппарат.
Она не знала, сколько прошло времени. В дверях кто-то закопошился. Раздались быстрые шаги по коридору. Конец!
— Ксеня, что это? Почему ты в таком виде?
На пороге стояла мать.
— Я звоню тебе с дороги, звоню, ты не отвечаешь. Встань с полу, тебя же продует. Измерила температуру?
— Да. — Ксюша осторожно села.
— Сколько?
— Тридцать шесть и шесть.
— Тогда это не грипп, — облегченно проговорила мать.
Как замечательно, что на свете есть родители! Ксюша лежала в постели, мать кормила ее с ложки куриным бульоном. Давала приторно сладкую микстуру, меняла на лбу прохладные и влажные компрессы.
— Ты не беременна ли? — Она требовательно заглянула ей в глаза. — Если да, то нужно рожать. Давно пора.
— Я не беременна, — устало произнесла Ксюша.
— Откуда ты можешь знать наверняка? — Мать поджала губы. — Этот твой… Коля, он как — надежный человек?
— Очень надежный.
— Хочу дождаться, пока он придет.
— Дождись.
Она дождалась. Они ушли в кухню и о чем-то долго разговаривали. Мать вернулась повеселевшая, с разрумянившимися щеками.
— Он ничего, обаятельный. И неглупый. На твоем месте я бы всерьез задумалась о свадьбе.
— Я думаю, мама.
— Смотри, не упусти его. Знаешь, как я старалась, чтобы твой отец никуда от меня не делся?
— Нет, не знаю. — Ксюша сделала попытку улыбнуться.
Сколько она себя помнила, всегда считала, что отец у матери под каблуком. И, надо же, она утверждает, что в молодости гонялась за ним.
— Напрасно не веришь, — проговорила мать.
До позднего вечера Ксюша так и не встала, продолжая нежиться под одеялом. Мать и Николай ухаживали за ней, это было чертовски приятно. К ночи Ксюша совсем успокоилась, стала улыбаться, смеяться, сидя в подушках, перелистывала любимый журнал.
Мать домой не поехала, осталась у них ночевать. Постелила в кухне кресло-кровать. Она и Николай за считанные часы сдружились, нашли общий язык и даже распили на двоих бутылку «Клинского», категорически отказав в этом удовольствии Ксюше.
В половине первого Николай пришел в спальню и решительно щелкнул выключателем.
— Все, пора бай-бай.
— Но я еще не хочу, — заканючила, было, Ксюша.
— Зато я хочу. — Он принялся раздеваться, предварительно плотно прикрыв дверь. — Я ведь сегодняшнюю ночь вовсе не спал.
— Почему? — удивилась Ксюша.
— Почему? — Николай хмыкнул и глянул на нее с хитрецой. — Боялся очень за одну нервную девушку. Думал, не дай Бог, у нее крыша съедет. Кого я тогда буду целовать ночами напролет? — Он шагнул к постели и сгреб Ксюшу в охапку. Она счастливо взвизгнула и прильнула к нему. — Как же я соскучился! Пару часов не прикасаться к тебе — уже пытка. А тут целые сутки! — Его руки стремительно срывали с нее халатик, горячее дыхание обжигало шею и грудь. — Ксюшенька, детка!
Она уже была готова привычно улететь в никуда, уже закрыла глаза, подставляя тело под страстные, ненасытные поцелуи. Как вдруг ее насквозь пронзило жуткое ощущение: в комнате кто-то есть. Тот же, кто был сегодня днем, когда пришла мать. Кто преследовал ее все эти дни и ночью, в кошмарном сне. Ксюша дернулась в объятиях Николая, сжалась в комок, как пружина. Он глянул на нее недоуменно.
— Что такое? Я сделал тебе больно?
— Нет. — Она продолжала пятиться от него к стене.
