В черных глазах пса появились слезы.
От их вида у Снегирева сжалось сердце.
— Барончик, прекрати, пожалуйста. Прошу тебя, потерпи. Мне работать надо, я пойду, ладно? А тебя вылечат.
Пес положил голову на лапы и тихо заскулил.
Снегирев знал своего Барона. Если он скулит, значит, ему очень плохо и больно.
Сапер чертыхнулся, дернул головой и начал снимать мину. Сюрпризы закончились, значит, можно работать в обычном режиме.
Тем временем Серданов поднялся на балкон вышки, откуда велось наблюдение за действиями команд.
Комиссар сам обратился к нему:
— Что с вашими собаками, господин Серданов?
— Это еще предстоит выяснить. Сейчас я прошу разрешения доставить собак в медпункт нашего модуля и передать саперам миноискатели.
— Наша медицинская часть может вам чем-то помочь?
— Та, что на полигоне, нет. Возможно, потребуется вызов ветеринаров. Их здесь найти можно? Но это после. Сейчас прошу провести эвакуацию животных и передать специалистам миноискатели.
— Хорошо. В случае использования минно-разыскных собак их замена на миноискатели допустима. Разрешаю. Но без остановки времени.
Серданов кивнул, сбежал по лестнице и крикнул подчиненному, оставшемуся у вышки:
— Холин, быстро за миноискателями!
— Есть!
Помощник через несколько минут принес три миноискателя.
Полковник приказал:
— Холин, Суриков, разобрать приборы и за мной! Обратно понесем собак. Чуйко!
— Я!
— Готовь свое хозяйство для осмотра животных. Надо определить, что за хрень их поразила, и оказать необходимую помощь.
— Мои возможности…
— Выполнять! — закричал Серданов, забрал один миноискатель и повел помощника с поваром на участок «А».
По пути командир спросил у Сурикова:
— Ты что утром приготовил на кормежку?
— То, что и всегда перед работой. Назвать меню?
— Меню?! Отчего собаки вышли из строя?
— Откуда мне знать?
— К продуктам никто доступа не имел?
— Да откуда? К тому же Снегирев всю ночь шарахался по модулю. Кухня и контейнеры с кормом опломбированы. Пломбы утром были целы. Лично проверял и снимал.
— Разберемся.
Группа Серданова вышла к саперам и отдала им миноискатели, когда британцы уже приближались к финишу. Русским же нужно было обезвредить еще шесть мин.
Полковник взглянул на собак, лежавших рядом друг с другом.
— Твою мать, да они еле живые! Что произошло?
— Отравление, — ответил Пахомов. — В этом сомнений нет, а вот где и чем они отравились, совершенно непонятно.
— Сколько времени надо на завершение работы?
— На что? — крикнул Снегирев. — К черту вашу работу, собак спасите, товарищ полковник!
Командир стерпел такое заявление и приказал помощнику и повару:
— Взяли собак и бегом в медпункт! — Он обернулся к Пахомову: — А вы, ребятки, попытайтесь уложиться в эти чертовы сто двадцать минут. Все. Работаем!
Люди Серданова понесли скулящих животных к модулю.
Саперы разобрали миноискатели и продолжили работу. Они вышли на финиш на сто восемнадцатой минуте, уложившись в норматив. Но сделали это на двадцать восемь минут позже британцев, когда те вместе со своим роботом уже вернулись к вышке.
Усталые саперы, закончив этап, тут же направились в ветеринарный пункт, где на столах лежали их четвероногие друзья. Там же были Серданов, Холин, Суриков и, естественно, ветфельдшер Чуйко.
— Ну и что тут? — спросил Пахомов, расстегивая верхние пуговицы куртки.
— Однозначно отравление, — ответил Чуйко. — Причем очень сильное. Давление у всех собак восемьдесят на сто вместо ста сорока на сто двадцать, пульс слабый, пятьдесят ударов в минуту.
— При отравлении должен быть понос, — заявил Снегирев.
— Это смотря какое отравление.
— Но надо же что-то делать. Почему они лежат без помощи?
— Я не знаю причину отравления, — ответил Чуйко. — От пищи оно, от укуса насекомого, от ядовитых химикатов? Необходимо взять кровь на анализ.
— Ты не можешь сделать этого? — спросил Пахомов.
— Кровь взять могу, анализ провести не сумею. У нас нет лаборатории, только оборудование, предназначенное для оказания экстренной помощи при явных и легких пищевых отравлениях, ушибах, переломах, наконец. Но анализы я провести не в состоянии. Сделал, что только мог. Вызвал рвоту соляным раствором, осмотрел всех, мест укусов не обнаружил, но ввел антиаллерген, вымыл как следует, даже растительного масла дал от судорог.
Снегирев скривился:
— Соляной раствор, растительное масло, антиаллерген. Смешай это все и засади себе клизму, ветеринар! Чему только тебя учили?
— Прекратить истерику! — оборвал перепалку начальник команды. Что мы имеем? Однозначно отравление собак. Теперь они некоторое время, а то и вообще не смогут работать. На завтрашнем этапе точно. Без собак нам британцев не догнать. Особенно они нужны на завершающем этапе. Этих бедолаг мы тоже бросить не можем. Нужна квалифицированная помощь. Но на замену расчетов у нас меньше суток. Столько же времени для доставки сюда врачей-ветеринаров, их оборудования и препаратов. Это нереально. Надо выиграть еще сутки, если получится, то и больше, связаться с центром, обрисовать ситуацию.
— Надо затребовать у комиссара проверку минного поля на предмет распыления ядохимикатов, — сказал Холин. — Основания для этого есть. У нас вышли из строя сразу все собаки. Они имеют одинаковые симптомы отравления.
— И комиссар, несмотря на его нейтральность, и жюри, внешне совершенно беспристрастное, могут иметь установку не допустить победы команды России. Вон наших спортсменов безо всяких доказательств целыми федерациями отстраняют от международных соревнований, и ничего, проходит. У нас, видите ли, государственная система внедрения допинга.
— Все равно надо попытаться. Я бы…
Полковник прервал помощника:
— Ладно, ты давай подготовь спутниковую станцию. Я к комиссару, вернусь, буду говорить с генералом. — Он посмотрел на саперов.
Те сидели рядом со своими четвероногими друзьями, обнимали их, гладили. Снегирев, не стесняясь, всхлипывал, поглядывая на своего верного Барона.
Полковник вздохнул и вышел из модуля. Рядом с ним он встретил комиссара и председателя жюри.
— Мы к вам, господин Серданов.
— А я направлялся к вам, сеньор Канте.
— Понимаю. Как ваши собаки?
