Серданов кивнул, включил тумблер, перевел станцию в режим импульсной связи.
— Здравия желаю, Георгий Борисович!
— Здравствуй, Леонид Андреевич.
— Извините, что рано беспокою вас.
— У вас ЧП?
— Так точно!
— Вот этого нам как раз и не хватало. Докладывай!
Полковник лаконично, по-военному обрисовал начальнику ситуацию.
Генерал выслушал его и заявил:
— Вот, значит, как? Отравление пищей исключается?
— Полностью.
— Бытовой химией?
— Тоже.
— Значит, отрава была на учебном поле?
— Уверен, что так.
— Хреново, Леонид Андреевич.
— Да уж куда хуже. Без собак мы не догоним британцев.
— Это я понял. Твои предложения?
— Надо срочно подготовить к вылету в Суринам резервную группу саперов со здоровыми собаками, технику для анализа крови и мочи, врача с препаратами, способными нейтрализовать последствия отравления. Другими словами, спасти наших собак.
— Почему подготовить, а не отправить немедленно?
— Комиссар пока не дал разрешения на рокировку.
— Ясное дело, теперь все будут против замены основной группы. Британцы приложат максимум усилий, чтобы состязания продолжились. А наши с одними только миноискателями действительно не смогут обойти соперника. Слишком большую фору получили британцы.
— Я пытался убедить комиссара Канте в необходимости проведения проверки участка «А» на предмет обнаружения отравляющих веществ.
Генерал вздохнул и спросил:
— Ты думаешь, Канте пойдет на это? Вернее, ему позволят?
— Вообще-то Андре Канте весьма влиятельный и, как мне представляется, честный человек. По крайней мере он не против нас. Комиссар ООН мог сразу отвергнуть мою просьбу и дать команду на продолжение состязания.
— Но он не озвучил свое решение.
— Это тоже позитивный признак.
— Возможно. Я немедленно отдам команду подготовить борт, подниму дублирующую саперную группу старшего лейтенанта Галдина, распоряжусь по медицинской части. Борт вылетит, как только ты получишь разрешение Канте. Группа успеет прибыть в Парамарибо. Для тебя главное — добиться перерыва в соревнованиях. Используй все, что только можешь.
— А что я реально могу?
— Если Канте не сумеет сломить сопротивление жюри, которое должно будет утвердить его решение, предупреди, что мы привезем на полигон журналистов, привлечем зарубежные СМИ, в общем, поднимем изрядный шум, обвиним комиссара, жюри и британцев в жульничестве.
— Что это даст?
— Видимо, по результатам состязаний ничего, но не думаю, что в Противоминном центре, да и в ООН этот шум никак не отразится. Мы затребуем создать независимую комиссию, даже если придется снять команду с состязаний.
— Понял вас, товарищ генерал.
— Это уже хорошо, Леонид Андреевич. Обеспечил ты мне беспокойное утро. Хотя тебе в Суринаме сейчас гораздо хуже. У тебя все?
— Так точно! Одна просьба. Вы пока не беспокойте капитана Бережную, пусть с ней поговорит Чуйко.
— Пусть говорит. Ее я озадачу в последнюю очередь. Если она будет в курсе проблемы, то станет задавать меньше вопросов. Жду решения по проверке.
— Да, конечно.
— До связи!
— До связи!
Полковник перевел тумблер в исходное положение, передал трубку Холину и приказал:
— Вызывай Чуйко, по прибытии набирай Бережную!
— А вы?..
— Я на территорию. Канте поехал в лес, где Снегирев видел машины. После этого он должен принять решение по нашей просьбе. Мне надо быть рядом с ним.
— Шансы на положительное решение есть?
— Шансы, Рома, всегда есть. Иной раз они не реализуются.
— Это так.
Полковник покинул модуль.
Холин подозвал Чуйко:
— Связываю тебя с Бережной!
— Давай.
Помощник начальника команды набрал номер.
Вскоре Чуйко услышал знакомый женский голос:
— Бережная!
— Ольга Владимировна, старший лейтенант Чуйко. Доброе утро.
— Здравствуй, Дима. Что случилось, почему в такую рань звонишь?
— У нас чрезвычайное происшествие, Ольга Владимировна.
— Да оставь ты отчество, давай по делу.
— Собаки наши в ходе первого этапа соревнований отравились.
— Что? Как отравились?
— Все сразу, прямо на минном поле.
— Еще раз и подробнее!
Чуйко обрисовал ситуацию главному специалисту ветеринарного отдела центра.
— Так, — проговорила она, выслушав его. — Что ты предпринял?
Старший лейтенант доложил о своих действиях.
— И что, состояние собак не улучшилось?
— Стабилизировалось, но в тяжелой, я бы сказал, критической форме.
— Если отравление произошло на поле, то это скорее всего ядохимикаты.
— Вряд ли. Те негодяи, которые решили вывести наших собак из строя, не стали бы оставлять следы, а ядохимикаты с поля никуда бы не делись.
— Тоже верно. Тогда это отравление неким летучим ядовитым веществом, не оставляющим следов. То, что ты предпринял, правильно, но, не имея точного диагноза, лечение назначить невозможно.
— Надо постараться, чтобы собаки выжили.
— Значит, так. Вводи каждой пять граммов антидота — пиридоксина, дай им корвалол по сорок капель, воду постоянно. Через час вколи по ампуле раствора Рингер — Локка. Ближе к вечеру — «Трисоль», диуретики, железосодержащие препараты. При болях в желудке ставь клизму, но смотри, если пойдет алая жидкость, сразу же вводи заменитель крови. Ты понял, Дима?
— Понял, Ольга Владимировна.
— Постоянно наблюдай животных. Если их состояние ухудшится после введения препаратов, тут же промывай желудок.
— Понял.
— Давление и пульс у собак?
— У всех в районе восемьдесят на шестьдесят, пульс в пределах пятидесяти ударов.
— Корвалола больше дай. Но ненамного.
— Да, Ольга Владимировна.
— Анализ крови и мочи в этом вашем Суринаме сделать можно?
— Скорей всего это придется делать вам, товарищ капитан.
— Да?
— Ожидайте звонка генерала Адаксина.
— Хорошо. Держитесь там. Прилетим, разберемся.
