— Другого названия придумать не могли? — спросил Снегирев. — А то Адольф. Хотя многие нацисты скрывались именно в Южной Америке. Было это после того, как наши деды и прадеды ввалили им по самое не могу. Даже…
Полковник прервал старшего лейтенанта:
— Отставить разговоры, Снегирев! Твое мнение никому не интересно.
— Ну это как сказать!
— Ты плохо понял меня?
— Есть прекратить разговоры!
— К нам идет трап, — доложил борттехник.
Командир основного экипажа взглянул в иллюминатор, повернулся ко второму пилоту:
— Паша, свяжись с дежурным по аэропорту, скажи, что трап нам не нужен. Обойдемся без услуг аэропорта. Открыть рампу!
— Есть, товарищ подполковник.
— Приступить к разгрузке техники и контейнеров!
Экипажи и сотрудники МЧС занялись делом.
Вскоре к самолету подъехал белый внедорожник. Из него вышел мужчина средних лет в летнем костюме.
Он оглядел российскую команду, безошибочно определил ее руководителя, шагнул к нему:
— Доброе утро. Вы господин Серданов?
— Да. Полковник Серданов. Доброе утро.
— Очень приятно, я комиссар ООН Андре Канте.
— Узнал вас, сеньор Канте, по фотографии. Раньше, по-моему, вы не принимали участия в судействе состязаний.
— Вы правы. Но это ничего не меняет. Сейчас я представляю ООН. Как прошел полет?
— Хорошо.
— Все ваши люди здоровы? Не нужна ли вам какая-нибудь помощь?
— Благодарю, сеньор Канте. У нас все в порядке.
— Отлично! Сколько времени вам потребуется на разгрузку?
— Около часа, если не возникнут проблемы с суринамскими пограничниками и таможенниками.
Канте улыбнулся и заявил:
— Проблем не будет. Ваша команда минует и пограничников, и таможню.
Серданов удивился и спросил:
— Что, пограничники даже наши документы не проверят?
— Достаточно того, что я использовал свои полномочия, предоставил им список российской команды. Здесь, знаете ли, полковник, многое остается как в колониальной стране. Ссориться со старшим братом власти не желают. Тем более что состязания проводятся под эгидой ООН.
— Экипажам самолета тоже следует убыть на полигон Санкери?
— Нет. Это лишнее. Да пилоты и не оставят свой самолет. Экипажи будут жить при аэропорте. Для них забронированы номера в местной гостинице, как ни странно, довольно приличной.
— Понятно.
— Вы заканчивайте здесь и подъезжайте к служебным воротам, которые справа от аэропорта, если смотреть отсюда.
— Мне потребуется автобус для двух экипажей. Это четырнадцать человек.
— Хорошо, будет автобус.
— Мы подъезжаем к служебному выезду. Что дальше, господин комиссар?
— Сотрудники аэропорта займутся устройством экипажей, а мы с вами поедем в Санкери. Это около восьмидесяти километров. В лагере для вашей команды все готово. Вы разместитесь в благоустроенном современном модуле с отсеком для содержания минно-разыскных собак, техническим сектором. Учитывая особенности русского характера, устроена и баня. Не знаю, правда, насколько она соответствует привычной для вас, но строилась по чертежам российских проектов.
— С чего это вдруг такое повышенное внимание? По правилам состязаний, команды должны находиться в равных условиях.
— Эти условия должны соответствовать национальным традициям и обычаям представителей стран — участниц состязаний, — добавил комиссар. — Так что никакого повышенного внимания именно к вам у меня нет. Тем более что англичане заказали для себя сауну.
— Хорошо, сеньор Канте. Если вы в течение часа пришлете автобус для экипажей, то где-то в одиннадцать часов мы будем у служебного выезда.
— Да, полковник, не буду вам мешать, — сказал комиссар и сел в машину, которая тут же двинулась к аэропорту.
К начальнику команды подошел его помощник капитан Холин и спросил:
— Это был господин Канте?
— Да, Роман, комиссар ООН собственной персоной.
— Как он?
— Да ничего вроде.
Помощник улыбнулся:
— Ничего плохого или хорошего?
— А то ты не знаешь чиновников из ООН. Они все одинаковые. Холодные и вежливые. Других там не держат.
— Леонид Андреевич, знать чиновников ООН я не могу по определению, так как еще ни разу не общался с ними. Ну а вежливость — не самое плохое качество человека.
— Да, если она не установлена нормативными документами. Еще вопросы ко мне есть, Рома?
— Нет.
Полковник указал на кейс, который помощник всегда держал при себе, и распорядился:
— Подготовь станцию! Сеанс связи через пять минут.
— Говорить будете прямо здесь? Не безопасней ли пройти в кабину пилотов?
— Рома, если кто-то установил контроль над нами, то с помощью такой аппаратуры, которая одинаково зафиксирует мои слова как здесь, так и в кабине. Да и ничего такого, что могло бы вызвать интерес у посторонних, я обсуждать не намерен. Только доклад.
— Понял.
Помощник пристроил кейс на капоте внедорожника, выехавшего из чрева Ил-76, начал раскладывать и настраивать спутниковую станцию.
В это время к Серданову подошел командир основного экипажа подполковник Шутов:
— Разрешите обратиться, товарищ полковник?
— Ты, Олег, недоспал либо наоборот. Не исключено, что на тебе уже сказывается акклиматизация, хотя вроде рановато. У вас, летчиков, она происходит гораздо легче, чем у нас, пассажиров.
— Что вы имеете в виду, Леонид Андреевич?
— Помнится, в Москве мы общались запросто, не обращали внимания на формальности, а здесь вдруг: «Разрешите обратиться, товарищ полковник?»
— Да я пошутил.
— Шутка не удалась. Что хотел спросить? Впрочем, можешь не говорить. Командир обязан заботиться о своих подчиненных. Ты хочешь узнать, что предстоит делать членам экипажей.
— Да, именно это я и хочу знать.
От вспомогательного здания аэропорта отошел небольшой автобус и направился к Ил-76.
Полковник кивнул в его сторону и спросил:
— Видишь автобус?
— Вижу.
— Это за вами. Я с группой разминирования, помощником, ветеринаром и поваром вместе с комиссаром ООН поеду на полигон. Ты с товарищами останешься здесь, при аэропорте. Комиссар обещал для вас комфортабельные номера в гостинице. Выезжаем с территории одновременно. Так что можешь обрадовать своих подчиненных.
