Сабире говорила искренне и серьезно.
— Мишель — врач, он имеет право приобретать морфий, — продолжала Сабире.
— Морфий?
Кажется, я что-то читала о морфии, но что именно, не могла вспомнить.
— Да, это обезболивающее средство. Инъекция прекращает на какое-то время острую боль. Но если человек привыкнет к морфию, он станет морфинистом, наркоманом.
— И что же? — я пока не могла понять.
— Я вращаюсь в том кругу, где люди злоупотребляют морфием. Особенно сейчас, когда идет война. Многие спешат взять от жизни все, пусть даже в ущерб здоровью. Многие военные, ведь смерть все равно следует за ними по пятам. Короче, я помогаю Мишелю сбывать морфий, за это получаю часть прибыли.
— Ибрагим-бей знает?
— Да. Пришлось открыться. Сначала он протестовал, потом понял, что иначе мы не проживем. Ведь у нас дочь, которую мы оба любим, о судьбе которой должны заботиться. Я думаю, Мишель связан с кем-то еще, иначе он не мог бы доставать морфий в таких количествах.
— Зачем ему так много денег?
— Наивный вопрос. Денег никогда не бывает много, милая Наджие.
Я не стала с ней спорить. Возможно, сама когда-нибудь узнаю. Но чувствую, здесь не замешаны женщины. Это что-то другое. Что? Узнаю когда-нибудь.
— Когда он рассказал тебе обо мне? — спросила я.
— Он заметил тебя случайно, на набережной. Ты была с мужем. Мишель влюбился с первого взгляда. Стал следить за тобой. Кое-что узнал. Он видел, как ты разговаривала со мной. Стал умолять меня устроить ваше знакомство. Я отнекивалась, мы ведь с тобой были мало знакомы. Я знала, что ты странная; не представляла себе, как завязать с тобой отношения. Наконец решилась пойти к тебе. Мишель совсем потерял голову; грозился, что прекратит все это дело с морфием, если я не познакомлю его с тобой. Я даже встревожилась. Ведь надо было не только устроить знакомство, надо было, чтобы ты прониклась к нему симпатией. Ты, наверное, помнишь мой первый визит. Я никак не могла найти верный тон в обращении с тобой, была слишком иронична. Тебе могло показаться, что я издеваюсь над тобой.
— И этот твой разговор о беременности, — я засмеялась. Ты меня просто перепугала. Я тогда как раз ужасно боялась забеременеть от Джемиля.
— Постепенно я привыкла к тебе, — продолжала Сабире. — Ты стала мне нравиться. В сущности, ты моя единственная подруга. Но когда ты не отправилась к Мишелю в качестве пациентки, я решилась просто пригласить тебя на виллу.
— Наверное, те люди, которых я там встретила, тоже имеют какое-то отношение к морфию?
— Некоторые — да, другие просто оставались у нас на вилле. Снимать номер в гостинице зачастую рискованно, а развод не всегда имеет смысл.
— Я понимаю.
— Дальше все пошло прекрасно — Мишель тебе явно понравился.
Так вот почему и она и Ибрагим-бей были явно встревожены, не давали никому познакомиться со мной. Вот почему!
— Я обрадовалась, увидев, что вы с Мишелем нашли общий язык, если это можно так назвать. Мне ведь уже начинало казаться, что ты вот-вот влюбишься в моего мужа. Я была как на иголках.
Я подумала, что, возможно, для меня было бы лучше влюбиться в Ибрагим-бея. Кажется, это избавило бы меня от многих проблем. Впрочем, я чувствую, от проблем никуда не деться, не было бы этих проблем, возникли бы другие.
— Что еще тебе известно о моих отношениях с Мишелем?
— Что еще, Наджие? Он сказал мне, что ты не хочешь изменять мужу. Я удивилась. О твоих отношениях с мужем я Мишелю ничего не говорила. Но я пообещала это уладить.
— Скажи, а та наша прогулка в Тепебаши, конечно, не была случайной?
— Нет, не была. Я вытащила тебя в Тепебаши нарочно, чтобы Сабри мог передать тебе записку. Я ломала голову над тем, что же придумать. И тут судьба послала мне неожиданный подарок — я случайно узнала о жене и дочери твоего Джемиля.
— Ты боялась, что если я влюблюсь в Ибрагим-бея, он ответит мне взаимностью?
— Не стану от тебя ничего скрывать. Я боялась, что он первый влюбится в тебя. Ты ведь красавица и такая необычная. А мой муж — достаточно утонченный человек, чтобы это понять.
— Он что-нибудь говорил обо мне?
— Да. Но он уже знает о твоей связи с Мишелем. Влюбляться в моего мужа не советую. Я всегда сумею постоять за себя, отомстить сопернице. Я думаю, Наджие, что у тебя еще все впереди. С Мишелем ты просто узнала себя как женщину. Как дальше сложится твоя жизнь, во многом зависит от тебя самой. Я, во всяком случае, всегда готова помочь тебе. А то, что Мишель — армяшка, так стоит ли обращать внимание, ты ведь замуж за него не собираешься.
Я засмеялась. Действительно Сабире подходит к жизни просто. Все разложено по полочкам. То, из-за чего мучаюсь я, для нее проблемы не составляет. Вся эта история с морфием… Я, конечно, не выдам ни ее, ни Мишеля, она знает. Может быть, она даже согласовала с Мишелем этот сегодняшний разговор со мной. Ну, не буду такой злой и недоверчивой.
— Ну так как, Наджие? Он ждет.
Я пожала плечами.
— У меня есть одно предложение. — Сабире поднялась со стула, подошла ко мне и обняла за плечи. — Почему бы тебе и Мишелю не съездить на несколько дней в наш приморский домишко. Место пустынное, особенно сейчас, поздняя осень, война. Он привезет кое-какие припасы. Между прочим, он прекрасно готовит кебап и пилав. Поживете совсем одни. Сначала поедет он, потом ты приедешь в моем экипаже.
Я молчала.
— Ну, Наджие! Скажи что-нибудь. Согласна?
— Да, — коротко бросила я.
И вдруг быстро обняла Сабире.
86
Снова одна. И что делаю? Ну разумеется, думаю.
Интересно, что было бы, если бы я все-таки полюбила Ибрагим-бея? Наверное, если бы я уже тогда была настоящей женщиной, я бы заметила, что Ибрагим-бей готов полюбить меня; я бы повела сложную игру, обвела бы Сабире вокруг пальца, влюбила бы в себя Ибрагим-бея и, может быть, даже развела бы его с женой и женила бы на мне. И это не были бы перепетии любви, а просто сложная рискованная игра. То есть, нет, конечно не просто… Сейчас мне как-то даже обидно; мне начинает казаться, что с интеллигентным турком-аристократом мне было бы гораздо лучше, чем с Мишелем; что эта связь с Мишелем унижает меня, даже перед Сабире унижает. А ей что? У нее нет никаких проблем. Она все впихнула в готовые формулы: «Я изменяю мужу, но я ведь все равно люблю его», «Мишель — армяшка, но ты ведь не собираешься за него замуж». Вдруг она еще станет задирать нос — мол, у нее муж, а у меня всего лишь любовник-армянин… Нет, глупости все это. Если что и унижает, так это подобные мысли.
Думаю еще о браке. Не о конкретном браке, моем или Сабире, а вообще о браке. Думаю, мужчина, решившийся вступить в законный брак, это, как правило, человек без каких-то возвышенных идеалов. Ему хочется построить какой-то свой маленький мирок и хозяйничать там уверенно. Вот Джемиль такой. Отсюда, впрочем, не следует, что все старые холостяки — люди с идеалами!
