– Там? Смог, но на это ушло бы очень много времени. А его у нас сейчас нет, я не имею права выходить из строя. Но все равно огромное тебе спасибо. Без твоего вмешательства схватка закончилась бы гораздо более кроваво.
– Кстати, кто пострадал?
– Сильнее всего – слуа. Обширные рваные раны. Но он довольно быстро пришел в себя. – Арвиль усмехнулся и закончил: – Живучий, поганец. С такими повреждениями мало кто смог бы выжить, а он на следующий же день продолжил действовать нам на нервы.
– Понятно… Арвиль, а что там с Шериданом?
Сотник скривился, словно само имя бывшего друга и правой руки болезненно отзывалось в его голове.
– Шеридан… Очень сложно, Ирьяна. Если честно, я впервые не знаю, что мне делать.
– С ним? Он же предатель и ренегат!
– А остальные? Диар, Алишин и прочие? Их тоже предлагаешь подвергнуть анафеме?
– Если я правильно помню, они всегда были в контролирующей сети. А Шеридан действовал по своей воле!
– Увы, Ирьяна… На Шеридане лежали оковы сильнее любой воли. Потому, с одной стороны, я его понимаю. С другой… будет очень сложно снова видеть его рядом с собой.
– Ты понимаешь, а я вот ничего не понимаю!
– Проще показать, – вздохнул хвостатый и поднялся. – Позволишь?
Я только кивнула и закрыла глаза, когда моих висков коснулись прохладные пальцы.
– Следуй за мной…
Шепот на грани слышимости уводил все дальше и дальше, размывая очертания комнаты… собирая из этого тумана нечто иное.
Арвиль почти летел по коридору, чудом удерживаясь и не срываясь на непочтительный статусу бег. Наверное, стоило идти медленно и неторопливо, но сейчас, когда почти получены ответы на терзающие Сотника вопросы, он был не в силах думать о положении.
Один из уровней Анли-Гиссара занимала тюрьма. Так, на всякий случай. Камеры высшего порядка. Такие, что можно удержать даже фейри. В самом дальнем каменном мешке, за тонкой преградой из радужной пленки сидел на полу уставший пленник. Недалеко от камеры Арвиль замедлил шаг и попытался выровнять дыхание. Подошел к месту заключения бывшего друга так, как и полагается суровому командиру. Быстро, четко, невозмутимо.
Шеридан вскинулся, словно почувствовав и увидев темную фигуру по ту сторону преграды, медленно встал.
– Ну, здравствуй… командир.
Не друг, не брат, не Арвиль… Командир.
Сотник щелкнул пальцами, пленка на миг потускнела, и Арвиль смело шагнул в камеру. Миг – завеса вновь стала непроницаемой.
– Здравствуй… десятник, – искаженным эхом откликнулся Арвиль. – Не скажу, что рад тебя видеть живым.
– Почему же?
– Бывают случаи, когда смерть в большем почете, чем жизнь. Это как раз он.
– Как просто говорить и судить, даже не попытавшись понять причин. Ты изменился за время сна, командир. В тебе появилось нечто старомодное. Помнится, наши творцы тоже любили принимать решения, не желая слушать никого и ничего.
Арвиль зло прищурился и поджал губы.
– Такое сравнение практически оскорбительно.
– Тогда это повод задуматься, не так ли?
Шеридан стоял навытяжку, глядел прямо… позволял себе вольности в словах. Впрочем, имел право.
Арвиль отошел к стене, опустился на камни и, порывшись за пазухой, вытащил тонкую палочку папиросы.
– Пристрастился вот, представляешь? – спокойно ответил на немой вопрос в глазах бывшего друга. – Дрянь редкостная, но успокаивает и помогает концентрироваться.
– Ясно…
– Ну что как не родной? – горько спросил Сотник. – Садись. Рассказывай.
Шеридан медленно сел в противоположной стороне камеры, с удивлением и настороженностью глядя на Ара. Видимо, был уверен, что для начала получит в морду за предательство, а потом с ним продолжат более предметный разговор, используя богатую пыточную практику, заложенную создателями.
– Что рассказывать?
– Вечный вопрос. Кто виноват, что делать.
– Кто виноват… фейри, конечно.
– Охренеть, – кратко высказался Арвиль и щелчком поджег кончик папиросы. – Прямо-таки фейри? В лицо их видел?
– Всех, кроме главного.
– И сколько их?
– Около двадцати. Скучающие старички, которых на закате жизни понесло творить великие дела. А добро и зло они в этом возрасте различают плохо.
– Дивные в любом возрасте их плохо различают, – хмыкнул Сотник, затягиваясь дымом с горьковатым запахом. – Значит, старички?
– Да. Кое-кто из тех, кто работал над нашим проектом раньше. Есть и другие.
– Потрясающе, – с такой интонацией, словно выругался, процедил Арвиль. – А ты знаешь, у нас тут, по счастливому совпадению, тоже филиал дома престарелых образовался.
– В смысле? – нахмурился Шеридан.
– Позже, – отмахнулся Ар. – Итак, тебя разбудили. Что случилось потом?
– Разбудили, накинули поводок и потащили через портал в главное логово. Там… убеждали на них работать. Скорее всего, искусства ради, потому как на боль я не реагировал, а козырной туз у них был с самого начала. Просто не выкладывали.
– И какой же туз?
– Ребенок, Арвиль… ребенок.
Ар сделал еще одну глубокую затяжку, словно пытаясь заглушить вкусом дыма эту новость, а после выдохнул:
– Как?!
Сизый дым окутывал фигуру Сотника, смазывал очертания, придавал и без того ненормальной беседе оттенок ирреальности.
– Не знаю. И это… это Шерриана, Арвиль. У них оказалась Шерриана.
– Она же погибла на первых этапах отбора, еще когда мы были детьми. Ее отбраковали?!
– Оказывается, сохранили жизнь и поместили в стазис. И… я не мог не слушаться.
– Понимаю, что не мог, – кивнул Арвиль. – Они предугадали все. А почему тогда временами пеленали в оковы своей воли? Когда ты в первый раз столкнулся с Ирьяной, находился под чужим контролем.
– Несмотря на отсутствие выбора и вариантов, я далеко не всегда безропотно исполнял приказы.
– Ага… – Еще одна затяжка, и вдруг деланое спокойствие Арвиля разлетелось на кусочки. Сотник яростно потушил папиросу о пол и зашипел: – Шерриана! Да как это вообще возможно?! Они же убили всех! Вообще всех!
– Главный всегда был в маске… Вот он и сказал, что посчитал убийство недальновидным. Не позволил препарировать… некондицию. Оставил в живых до лучших времен, которые недавно наступили.