Оглядываюсь: Ольга стаскивает с руки свой помятый алюминиевый кастет и несколько ребят, одетых мирными жителями, отряхивают друг друга и прикладывают носовые платки к ушибам и ссадинам. То есть я дрался не один - горячие аргентинские парни активно и незамедлительно поддержали мою инициативу.
- У тебя что? Контузия совсем прошла? - Оля насмешливо кривит губы, от левого края которых тянется припухлость. - То такой осторожный был, сдержанный и взвешенный, а тут, словно с цепи сорвался. Тебя что, снова подменили?
Про "снова" я спрошу у неё позднее, а сейчас группа поддержки активно галдит на незнакомом языке... почему незнакомом? Это же испанский, которым я вполне уверенно пользуюсь! Вот, сказали что мучача... это про Оленьку?! Уфф. Схлынуло возбуждение и я снова адекватен. Меня усаживают и начинают прикладывать к лицу непонятные прохладности и жгучести. Фотовспышка, ещё одна, строгий полицейский с неуместными вопросами про имена и род деятельности и, наконец, мы с Ольгой стремительно удираем за показывающим дорогу местным. А второй следом за нами тащит чемоданы.
Переночевали мы в частном доме у одного из парней, а утром нас проводили на вербовочный пункт. Вы бы видели, как неприлично ржал при виде наших пилотских удостоверений представительный такой лейтенант аргентинских ВВС. С виду - настоящий благородный идальго, но речи его, когда он комментировал ценность этих документов, я категорически не желаю повторять. Обидно-то как! Но лезть в драку не ко времени, тем более - пусть меня научат, если не доверяют... хотя, не такой уж я искусный летчик. Стерпел.
А Оля не стерпела: - Проверьте, - говорит.
- Извольте, - когда это настоящие идальго отказывали даме в такой малости!
Нас довезли до лётного поля и подвели к двухмоторному самолёту со слегка отвислым пузиком. Показали, как забраться в кабину и уселись на сидении во втором ряду. (Я про "идальго" во множественном числе - достал он меня). А тут куча незнакомых стрелочек, неизвестных кнопочек и непонятных рычажков. Оля сразу потускнела, а я потребовал документацию.
Новое "извольте", и толстая пачка книжек с картинками на чистейшем американском английском. Этим языком в письменном виде я владею уверенно - тут сразу видно, где кончается одно слово и начинается другое, а читал я технических текстов столько, что самому страшно вспомнить. Терминология понятная, перевести дюймы в сантиметры, а фунты в килограммы - не проблема. У Ольги обучаемость такая, что мне и не снилось, а наглядное пособие в полном нашем распоряжении - условия идеальные. Правда, закончили мы уже сильно после полудня - много нового материала.
Идальго раз двадцать выскакивал наружу, а потом приходил не один, показывая на нас самым разным военным и высказываясь в смысле, что скоро выведет "этих наглецов" на чистую воду. Ну и самолёт не просто так стоял - его активно обслуживали, подвешивая в бомбоотсек бомбы. Они, конечно, скольки-то фунтовые, но на вид - как наши соточки.
Взлетели мы, как только сказали, что готовы. Идальго с нами на месте радиста, которое давно себе облюбовал. И еще два встревоженных авиатора - пилот и штурман. Почему встревоженных? Так управление на этой машине одинарное - только слева. Хотя мест впереди два. Поскольку экзаменовали нас с подругой - я взялся за штурвал, а Оля устроилась рядом - там как раз позиция штурмана. Страхующие заметно волновались, однако взлетели мы правильно - не зря в своё время нас натаскивали на "Дугласе". Хотя, нынче в наших руках "Локхид" под названием "Вентура". Эта "птичка" может продержаться в воздухе целых пять часов и пролететь больше двух тысяч километров. Ну, да, модель новее, чем старина Ли-2, и всякой всячиной напичкана плотнее.
И вот летим это мы себе, летим по заданному маршруту. Часики тикают, отсчитывая уже третью сотню минут, я просто держу направление и высоту, а подруга трудится, как пчёлка, сравнивая результаты своих вычислений с данными радиополукомпаса. Под нами безбрежная гладь океана и полное отсутствие ориентиров. Смеркается, а до берега примерно час полёта. И тут справа внизу на поверхности воды - тонкий длинный силуэт с торчащей вверх узкой рубкой - подводная лодка.
Радист-идальго её тоже увидел - сыплет в эфир чередой цифр. А я закладываю резкий вираж и опускаю нос, чтобы разогнаться на снижении. На какое-то время цель скрывается из виду, чтобы тут же оказаться точно впереди. Ольга сосредоточенно щелкает переключателями, открывая бомболюки, а я с волнением вижу, что цель быстро погружается. Вот только рубка видна, а вот и перископ исчез буквально у нас перед носом, оставив после себя узкую стрелку расходящегося следа. В этот момент наш аппарат начал "вспухать", освобождаясь от бомб - я поспешил его выровнять.
Через минуту, закрыв бомболюки, Оля выдала направление на аэродром. Судя по расстоянию, горючего как раз хватало. И ещё меня начало трясти - садиться-то придётся ночью. А этот маневр известен мне чисто теоретически.
Тут откуда-то сзади до нас добрались те самые пилот и штурман (думаю, они сидели на местах верхнего и нижнего стрелков) и принялись восторженно вопить о том, что своими глазами видели летящие из воды обломки. Я им не поверил, потому что, во-первых, сумерки, во-вторых - ну что может вылететь из воды с глубины не меньше десятка метров? Да и бомбы у нас были не глубинные.
Сознался я при всём честном народе, что ночному пилотированию не обучен и уступил место настоящему лётчику. Настоящий штурман тоже вернулся к исполнению своих обязанностей, а мы с Олей пробрались подальше от кабины и устроились поудобней - ещё час лететь. О чем шла речь между нашими "экскурсоводами" - ума не приложу. Но сели мы успешно уже в потёмках. Когда выбрались на поле, было видно, что "идальго" очень огорчён, а пилот со штурманом довольны, словно именинники. Они и позвали нас с собой в просторную палатку, где ждал богато накрытый стол и возбуждённая компания. Только тут я обратил внимание на то, что среди присутствующих трое одеты не в ту форму. А потом пришли снявшие лётную амуницию штурман с пилотом. Они тоже выглядели неправильно. То есть не как все, а как трое особенных.
Не сразу сообразил, что многие фразы произносятся не по-испански, а на каком-то похожем на него языке.
- Хорхе боится, что из-за нашего маленького бомбометания Аргентина вступит в войну с Германией, - сказал штурман, откупоривая бутылку "Белой лошади". - А Педро, - кивок в сторону пилота, - восторженно скорбит о том, что не он сидел у штурвала. То есть, скорбит, потому что не он, но в восторге от скорости вашей реакции, дон Хуан. Действия же доньи Хельги просто обворожительны. Чтобы столь своевременно начать бомбометание нужно иметь просто звериное чутьё.
- Простите, господа! - попыталась добиться ясности моя подруга. - А почему я вижу непонятно чьих авиаторов на аргентинском аэродроме?
- Мы из Бразилии, - пояснил незнакомец, не участвовавший в полёте. - Вчера во время учебного полёта немного заблудились, сожгли лишнего горючего и сели на вынужденную...
... - потому что кое у кого в Буэнос-Айресе невеста, - буркнул Хорхе (идальго). Парни они, - обвёл он рукой собравшихся, - отличные, любят добрую шутку, но вы, господа, - взгляд на нас с Ольгой, - так утомили их своим изучением инструкций, что ребята крепко осерчали. Им домой нужно, а тут сиди и жди, когда пара юнцов начитается досыта.
