- В Кларрейду, в Кларрейду! - слегка подскакивал на заду Торин, в полной мере отдавая дань своей недавно проявившейся привычке повторять сказанное по нескольку раз. Откуда она у него - ума не приложу, я же, кажется, не давала повода усомниться в своей интеллектуальной состоятельности и никогда не заставляла его воспроизводить просьбы но два раза. Да, бывало, я не выполняла их, но всегда четко и ясно аргументировала свой отказ.
Я, торжествуя в душе, изобразила крайнюю степень обиды и негодования, потом все же со скрипом согласилась:
- Хорошо. В Кларрейду так в Кларрейду. Но запомни: я этой затеи не одобряю!
* * *
- Да ты ничего никогда не одобряешь! - радостно подскочил аристократенок. Он был настолько горд своей победой, что даже от завтрака попробовал отказаться, мотивируя это страстной охотой подальше убраться от стен стольной Каленары и поскорее пуститься в путь к желанной цели. Однако я, немало удивленная (обычно мой подопечный был на пузо ой как плечист
[5]), мгновенно пресекла эту попытку броситься в дорогу на голодный желудок и напичкала Лорранского вчерашними пирогами, заботливо завернутыми нам старой нянькой Торина. Вэррэн, тоже получивший немного выпечки, был удостоен графенком такого злобного и возмущенного взгляда, что я демонстративно отложила свою порцию обратно в сумки, взяв только один пирожок - для Тьмы. Правда, вонато, чувствуя негодование наравне со своей хозяйкой, тоже отказалась от еды, быстрой цепочкой мыслеобразов поведав мне об удачной охоте на полевых мышей, проживающих в этой рощице.
Вэррэн потащился за нами. Я его не гнала, не зная, что лучше - ожидать покушения от того, кто открыто и демонстративно едет рядом, или от того, кто ползет сзади по кустам и строит коварные планы по отнятию моей несчастной жизни. Кроме того, общение с Тори ном (да и с некоторыми предыдущими клиентами) научило меня ценить сильных, самостоятельных и не зависящих от меня людей и нелюдей. А Вэррэн был из таких, кто подставляет плечо, а не подножку. Это я чувствовала. И потому тихо и спокойно уважала альма, не позволявшего себе особой фамильярности, но никогда не забывавшего помочь мне с переноской сумок или уходом за лошадьми. Но не переставала его опасаться.
Тори н же пребывал в расстроенных чувствах. До него наконец-то дошло, что событие, сильно смахивающее на изгнание, спровоцировано лишь его глупостью и отсутствием практической жизненной сметки. Череда идиотских поступков - кража кристалла, участие в дуэли, появление под стенами тюрьмы - на мой взгляд, лишь доказали несусветную глупость и изумительную безалаберность Лорранского-младшего, заботливо выпестованные в альковах и залах замков благороднорожденных.
Погода продолжала радовать нас мелким холодным дождичком. К полудню от падающей с неба мороси, покрывшей нас, лошадей и сбрую серебристо-прозрачным пологом, все поседели. Не спасали ни капюшоны плащей, ни плоский, как блин, чудовищно безвкусный беретик, который Торин торжественно извлек из сумки и водрузил на свою сиятельную макушку. Павлинье перо, прикрепленное к нему рубиновой заколкой, намокло и обвисло, как хвост помойной кошки. Вид мой аристократичный подопечный имел как нельзя более жалкий. Поелику злиться на себя он не умел, то виновный, вернее, виновная во всех неприятностях была найдена на удивление быстро. То ли мерзкая погода оказала свое тлетворное влияние на рассеянный и философский склад ума Торина, то ли дорога на пользу не пошла, но вскорости я оказалась единственной, кто был должен отвечать и за дождь, и за холодный ветер, и за злобного крестьянина, который посмел обругать его сиятельство. Разумеется, виновна я была и в ехидных ухмылках, которые не слишком старательно пытался скрыть "наш" альм.
Я на провокации не поддавалась. Были проблемы и поважнее. Я не знала, сколько продлится затишье, но на всякий случай готовилась к худшему. И этим худшим отнюдь не были стоны и жалобы моего драгоценного подопечного. Хотя, видят боги, достал он меня уже до печенок.
Турец, до которого мы добрались через шесть дней, был городом по райдасским меркам большим, уступавшим в размерах лишь стольной Каленаре да знаменитой Веселой, Беззаботной Тинориссе. В крепостных стенах ему было определенно тесно, и небольшие домишки небогатых купцов и корчмарей уже начали постепенное освоение прилежащих к городу территорий, испещряя луга точечками жилых домишек, изб, сараев, трактиров, постоялых дворов и прочих строений. Городская стража это стихийно возникшее поселение под свою опеку брать отказывалась, что, разумеется, не способствовало воцарению правопорядка и законопослушания в пригороде. Там можно было легко распроститься не то что с кошельком - с головой.
Мы, все трое, были хмурыми и злыми. Как всегда, мой ненаглядный клиент нашел проблемы на свою голову там, где у нормальных людей и нелюдей ничего необычного и случаться не думает. Дело в том, что у его коня разболталась, а потом и вовсе отвалилась подкова с передней левой ноги. Бестолковый Торин и не подумал встревожиться, когда седло под ним начало покачиваться, а жеребец - спотыкаться. Когда же я заметила неладное и в ужасе остановила лошадей, было уже поздно. Очаровательный породистый красавец из графских конюшен косился на меня страдальческими карими глазами, а его копыто пребывало в столь жутком состоянии, что на него и смотреть-то было больно. Как на грех, дорогу, по которой мы ехали, недавно покрыли гравием, и гнать по ней коня без подковы было никак нельзя. Увы, Торин, не приученный обращать внимание ни на людей, ни на животных, которые его окружали, даже не понял сперва, отчего его жеребец замедляет ход и все чаще спотыкается. Как оказалось, в копыте у длиннохвостого бедняги появилась трещина, и в нее попадали острые камни. Какие мучения они причиняли - оставалось только догадываться. Диво еще, что конь сумел вытерпеть их и не упасть, как часто случалось в подобных случаях с лошадьми. А то мой безголовый подопечный имел бы все шансы вылететь из седла и свернуть свою благороднорожденную шею.
Человеку я бы еще попробовала оказать помощь магией. Но как отреагирует на лечение чародейством гордый породистый жеребец, неизвестно. Поэтому я предпочла не рисковать - пересадила Торина на свою Луну, аккуратно перевязала пострадавшее копыто коня платком и, взяв его под уздцы, медленно двинулась к городу. Бедняга шумно вздыхал и хлестал хвостом, будто отгоняя мух, но послушно переставлял ноги, словно понимая, что я сама ничем не могу ему помочь, хотя и сопереживаю всем сердцем, и почти чувствую ту же боль, что и он. Еще повезло, что сие прискорбное событие свершилось в трех верстах от городских стен. Не знаю, что бы я делала, если бы до поселения было далеко. Наверное, тащила бы коня на своих плечах.
Турец встретил нас длиннющей очередью перед городскими воротами. Отчего она разрослась до столь внушительных размеров, оставалось только гадать. Может, город некоторое время был закрыт для приезжих - устраивают у нас иногда такое, если криминогенная обстановка слишком накаляется или приключаются эпидемии каких-нибудь смертельных хворей вроде моровой язвы или оспы. А может, стражники на воротах просто ленивы и мздоимисты сверх всякой меры, вот и вытряхивают из путешественников все, что могут. А на это, как известно, время нужно, так как с нажитыми потом и кровью денежками мало кто согласится расстаться добровольно.
