– Вот представь, детообильная ты наша, что правнуки твои будут столь же прекрасными и изощренными в искусствах, а потому смогут стать настоящими ценителями и потребителями научных и творческих достижений искусственного разума. Конечно, если только раньше не захлебнутся собственной желчью!
– Я тоже люблю тебя нежно.
– Может быть, в этом и будет состоять их предназначение в будущем? Чувствовать, любить, оценивать и восхищаться…
– Потреблять, есть, рожать… Ты это имел в виду?
– Каждый смотрит на это с высоты своей башни из слоновой кости, спорить не буду.
– Знаешь, Санчес, ты бесишь меня даже не своими наивными умозаключениями – они вполне забавны, – а тем, с каким видом знатока ты рассуждаешь о предметах, столь же далеких от твоего сознания, как Полярная звезда – от нас.
– До Полярной звезды не более пятисот световых лет, для наших потомков, не ограниченных циклом биологического старения, слетать туда будет как два факса отправить… По крайней мере, мы знаем расстояние, а это уже…
– Мне этот разговор порядком наскучил… Полина, забери отсюда своего зануду, чтобы он аппетит нам не портил!
В такси по дороге домой чуть захмелевший Димыч дал, наконец, волю рукам. Аяна не сопротивлялась, но мысленно все еще продолжала начатую за столом перепалку. Она никак не могла успокоиться. В очередном перерыве между страстными поцелуями Димыч сказал:
– Ты так набросилась сегодня на бедного Санчеса, мне даже жалко его стало. Думал – ты сейчас глаза ему выцарапаешь.
– Ох, он меня бесит, м-м-м. Погоди-погоди, потерпи до дома, милый. Бесит, не то слово! Чтобы ты понимал, насколько, представь жвачку, которую прилепили к монитору твоего компьютера. Вот он для меня – как эта жвачка… Даже не так. Ты медленно открываешь крышку своего ноутбука и видишь, как между клавиатурой и монитором медленно тянется раздавленная склизкая жвачка. Вот так!
– Фу, ужас какой! Ну так не общайся с ним, в чем проблема? Я и так его ежедневно в офисе вижу, тоже уже меня утомил своим умничаньем.
– Он же Полин ухажер. А мы с ней как протон с электроном, ты же знаешь.
– И в самом деле, протон с электроном…
– Вот только ты сейчас умничать не начинай, хорошо? Я в курсе, что ты знаешь про протоны и электроны все необходимое. Но глубже этих знаний мне сейчас не нужно… «Глубже», кстати, хорошее слово, подходящее. Давай лучше в эту сторону двигаться…
Санчес и Полина на Бали
Неожиданно свалившуюся на него премию в виде компенсации затрат на пиво и орешки для братии программистов за целых полгода, полученную от компании, Санчес решил потратить на свою девушку. В конце концов, она своим невинным комментарием перевернула их мир. Санчес повез Полину на Бали. Выключил мобильный телефон, две недели не подходил к компьютеру. Уже через несколько дней, устав от бессмысленного ничегонеделания на пляже и поджарившись до нежной коричневой корочки, они отправились в горы на арендованном мотоцикле. Узкий серпантин сельских дорог. Бесконечные рисовые поля. Теплый моросящий дождик. Жизнерадостные местные детишки. Настоящий вулкан. Свежие тропические фрукты, сорванные с ветки минуту назад. После длинной безысходной, безденежной, беспросветной зимы, унижений и ссор, противостояния всему окружающему миру они снова были счастливы и беззаботны, как в те дни, когда только познакомились. Когда все надежды и мечты были впереди.
Только два последних дня были омрачены небольшими раздорами, видно, они устали друг от друга. Полина капризничала, ей не нравилась еда, раздражали люди. Она не успевала купить подарки, металась между сувенирными лавками. Санчес плелся за ней с видом обреченного на смерть, чем еще сильнее раздражал подругу. Ей нездоровилось, нужно было зайти в аптеку.
В ночь перед возвращением в Москву он застал ее сидящей на кровати. Плечи опущены. Остекленевший взгляд устремлен далеко в море. В руках – что-то белое, похожее на авторучку или электронный градусник. Санчес сел рядом, обнял Полину за плечи:
– Что случилось? Тебе нездоровится?
Она молча показала ему градусник. Там, где на обычном градуснике расположен электронный циферблат, Санчес увидел два пустых окошка. Никаких цифр. Только по тонкой голубой поперечной полоске в каждом окошечке.
Санчес соображал слишком долго, пытаясь понять, что все это значит. Полина по-своему расценила его молчание, ударила кулачками в грудь и разрыдалась, бросившись на подушку. И тут наконец он все понял, бросился утешать, начал что-то лепетать, но ни руки, ни голос не слушались его.
– Я же осторожно… – брякнул Санчес.
Полина завыла в голос, и он благоразумно замолчал. Просто обнял ее так нежно, как только был способен, гладил по волосам, целовал в макушку. Так они, не раздеваясь и не собрав вещи, уснули.
Санчесу опять приснилась Аяна с искаженным ненавистью лицом, растрепанными мокрыми волосами и двумя орущими младенцами на руках. У одного из младенцев было лицо Димыча, второй ухмылялся прямо как Роби. Аяна что-то кричала и ругалась, пытаясь всучить Санчесу обоих младенцев. Он в отвращении отступал, прятал руки за спину. Ребенок с лицом Роби вдруг перестал плакать и низким противным басом заявил:
– А я съел всех твоих амеб!
Санчес в ужасе проснулся. Полина успела раздеться и сейчас спала, уткнувшись в стену и завернувшись в одеяло. Он тоже скинул одежду, принял душ и залез под одеяло. Впервые за все время знакомства они спали спиной друг к другу.
По дороге в Москву они ни словом не обмолвились по поводу злополучных полосок. Санчес долго готовил речь. К семейной жизни они, конечно, не готовы. Но раз судьба дала им такой подарок, то нельзя им не воспользоваться… Он все ждал подходящего момента, чтобы это высказать, но никак не решался.
В аэропорту «Домодедово», пока они, заспанные и уставшие, ждали электричку, Санчес, наконец, глубоко вздохнул и начал:
– Поля, милая! Давай обсудим этот вопрос?
– Я сделаю аборт. Я уже все решила, – не поворачивая головы в его сторону, спокойно сказала она.
– Почему? Может, имеет смысл обсудить со мной? В какой-то мере я тоже имею право…
Полина посмотрела на него красными от усталости и слез глазами, натянуто улыбнулась.
– Сашенька, посмотри на нас. Ты весь в своих роботах. Я учусь на втором курсе. Ты живешь в съемной квартире, я вообще на птичьих правах. Отчим меня в любой момент может выгнать из собственного дома. Какое счастье мы сейчас можем построить? Для тебя, для меня, для… Ты хороший человек, заботливый, ответственный. Ты все сделаешь правильно, все, что нужно для тихого семейного счастья. Но…
Слова давались ей с большим трудом. Она сдерживалась изо всех сил, чтобы не заплакать.
– Но, я не уверена… что… это то счастье, которого я жду… У меня свои планы, мечты, желания. Понимаешь? Ты себя реализовал в своем бизнесе, в своих научных гипотезах. А я – нет. Мне еще все предстоит. И я не готова от всего этого отказаться ради ребенка. И самое главное…
