Вот это мне совершенно не понравилось. В боевой ипостаси воевать хорошо с обычными людьми, а с искусниками лучше не связываться — все мои магические способности в трансформированном виде уходят только на поддержание боевой ипостаси и на возможность возвращения в обычный человеческий вид. Поэтому даже самое простое и слабое заклинание в упор может причинить мне немало вреда.
— Шерринар, прикрой меня, — промурлыкала я, бочком подбираясь к замершим в напряженных позах вражьим искусникам — двум мужчинам и одной женщине. И если в глазах представителей сильного пола читалось только желание опробовать на том чудовище, что к ним подходит, пару боевых заклинаний, то дама с изумительной тоской обозрела мое платье и, воззавидовав, преисполнилась ко мне такой яростной ненавистью, что я почувствовала волнами исходящую от женщины злобу и едва не попятилась. Вот кто самый опасный противник, а вовсе не мужчины, которые хоть и относятся ко мне весьма негативно, но и не думают пришибать только из-за того, что на мне дорогое шелковое платье, а не потертые штаны и невзрачная кожаная куртяшка с частично оборванным воротником, из которого во все стороны торчат нитки.
Мои клыки искусников не устрашили. Одни из мужчин даже этак небрежно, пренебрежительно ухмыльнулся — мол, видели мы это, дамочка, не покажете ли чего-нибудь новенького?!
А как вам когти, уважаемые?
Когти их впечатлили больше: женщина брезгливо скривилась и попятилась, продолжая жадно разглядывать мое платье (было бы на что смотреть, вот выпускной наряд — это да, это было и красиво, и стильно, и потрясающе дорого. А в местные шмотки разве что огородных пугал рядить!), а мужчины не задумываясь атаковали одним парным сложносоставным заклинанием. Чего они туда наплели, я так и не поняла — только явственно почувствовала Созидание, сплетенное с Враждой, и еще пару-тройку видов энергий, распознать которые не успела — все-таки меня готовили как управленца внутренними резервами, а не боевого мага. Не зная, как парировать несущееся ко мне заклинание, я по-простому, кувырком, ушла в сторону, перекатываясь по паркету и ругаясь на чем свет стоит — при скольжении на спине я едва не помяла свое так и не расправленное крыло. Так что я вскочила уже далеко не в том мирном и благодушном расположении духа, в коем пребывала до падения на пол. Особенно если учесть, что каталась по паркету я, собственно говоря, совершенно зря, можно было так не напрягаться — Шерринар сумел выставить щит там, где только что стояла я, и отпарировать заклинание в сторону.
Ноги в тонких шелковых чулках скользили по натертому паркету. Подол платья путался в коленях и норовил зацепиться за все встречающиеся на пути предметы обстановки. Что сделалось с волосами после того, как я выдернула из них заколку с вуалью, трансформировалась и покаталась по полу, оставалось только гадать. Так что зрелище я представляла из себя весьма колоритное и запоминающееся. Даже искусники, обидевшиеся на то, что я так легко увернулась от их магической подлости, пробившей аккуратную дыру, размером примерно с две моих головы, в противоположной стене, устрашились, переглянулись и попятились. Я нежно улыбнулась и дразняще провела раздвоенным змеиным языком по клыкам, чем заставила мужчин и женщину загрустить еще больше. Ну что ж, еще пара моих шагов — и они дрогнут и драпанут.
К тому времени в зале осталось не так уж много народу: самые морально устойчивые гости и повстанцы тихо, мирно и очень интеллигентно дрались между собой, делегация, сгрудившись сзади, напряженно следила за моим поединком с искусниками и искусницей, готовясь, чуть что, поддержать меня хоровым скандированием какой-нибудь победной речонки иди магическим щитом, а эльф-хозяин отважно сдирал со стены какой-то гобелен. Зачем, интересно? Чем ему так дорога эта не слишком новая и не очень-то красивая тряпка? Потом я присмотрелась и поняла: гостеприимный хозяин пытался спасти мастерски вытканное золотым и нитями изображение своего генеалогического древа. Такая приверженность роду и традициям не могла не вызвать невольного уважения.
Но не успела я порадоваться малому количеству противников, как повстанцы опомнились и вновь пошли в атаку на зал и в нем собравшихся. На сей раз двери не стали им преградой, так что сие стратегически важное помещение было сдано без боя — разве что эльф-хозяин, защищая генеалогический гобелен, выхватил усыпанную камушками, декоративную рапиру и сделал несколько изящных выпадов, удерживая восставшую чернь на почтенном расстоянии от своей семейной реликвии. Остальные оказались не столь успешными вояками: при виде сорганизовавшихся повстанцев богатые гости переглянулись и дружно попытались отступить в глубь дома.
Я фыркнула. Тоже мне ратоборцы! Да как они на Темную Империю войной ходить осмеливались, если даже своих чуть ли не до полуобморока боятся?
Мое насмешливое хмыканье тут же привлекло ко мне повышенное внимание, коим, если честно, я и раньше не была обделена. Повстанцы посмотрели на своих искусников, потом на меня, потом на делегацию и решили: раз уж все пока что живы, значит, странная босая тварь в вечернем платье более-менее безопасна. А коль так, то можно попытаться напасть на нее. Что они неразумно и сделали.
Убивать мне не хотелось. Да и страшно было, если честно. Потому я ограничилась несколькими выпадами, после которых все пострадавшие разом не на шутку на меня обиделись. Ну а что делать, если я, щадя светлых недоумков, атаковала даже не их самих, а их одежду, легко рассыпающуюся на составные части после близкого знакомства с моими коготками?! Сомневаюсь, что повстанцы, так дружно надувающие щеки от негодования и злобы, предпочли бы распоротые шеи и животы.
Хотя, судя по нездоровому энтузиазму, с каким горожане пошли на меня в атаку, выставив перед собой всевозможные предметы военного назначения, им и впрямь просто не терпелось попасть на мои клыки-когти.
Мечи мне никогда не нравились, вне зависимости оттого, чьи руки сжимали рукоять — мои или чужие. Сама я обращаться с колюще-режущими предметами не умела и потому ничего хорошего от сочетания Дивена-оружие не ждала (о том, чтобы победить какого-нибудь противника, и речи не идет, благодарение Увилле, если хоть сама не зарежусь), потому мечи-ятаганы-ножи-кинжалы и прочее, равно как и их владельцев, я всегда старалась обходить стороной. Но тут уж оставаться не у дел не было никакой возможности.
Боевая ипостась темной искусницы даст сто очков вперед любому, даже самому быстрому, ловкому и хорошо обученному человеку. Поэтому лично я даже не слишком удивилась, когда нападавшие, хорошо вооруженные, в отличие от скромной и беззащитной меня, вновь ударились в отступление, еще более поспешное, чем первое. Убить я так никого и не убила, но все-таки не удержалась от соблазна и искусала нескольких человек, предусмотрительно выбирая самых чистых и опрятных. Крику было… Думаю, загрызи я кого-нибудь насмерть, вою и скандалу и то меньше было бы. Трупам вообще не свойственно орать и дебоширить: как правило, они тихо-мирно лежат на месте упокоения или в своих могилках, если, конечно, какой-нибудь особо ушлый искусник-некромант не поднимет и не приспособит для общественно-полезных работ на нужды населения или искусничества. А вот живые и голосистые могут здорово попортить кровь и нервы. А также чешуйчатую кожу, прическу и наряд, уже и без того немало пострадавший, слегка пыльный и мятый, а местами и рваный.
