— Я так понимаю, ты не торопишься? — уже в машине спросил он.
— А куда торопиться? В институт поступать уже поздно.
— У нас вся Ленинградка такими вот поступающими заставлена.
— Я на Ленинградку не пойду.
— На Горьковке места есть.
— Спасибо, не надо.
— А откуда ты знаешь, что там нехорошими делами занимаются?
— А оттуда, что тон у тебя пакостный!
— Зачем же ты села ко мне в машину?
— Чтобы поднять тебе настроение.
— Так поднимай.
— Ты не веришь в платоническую любовь!
— Не надо делать из меня дурачка, — отрезал Рома.
Тонька снова надула губки и отвернулась от него. Ее хватило больше чем на час.
Она могла бы молчать и дальше, но Рома первым заговорил с ней:
— Я тебя за собой не звал, ты сама напросилась.
— Мне все равно, с кем в Москву ехать.
— Зачем?
— На работу устроюсь.
— Секретаршей?
— Можно и секретаршей. Опыт есть.
— Опыт платонической любви?
— Теперь я понимаю, почему от тебя московская штучка сбежала. Ты слона достанешь!
— Много говоришь! — Рома грозно нахмурил брови.
Тонька пожала плечами и повернула голову к окну.
— Ты сегодня не в духе.
— Сама себе удивляюсь! — Тонька посмотрела на него как старшая сестра на глупого братца.
Она улыбалась ему, выказывая свою любовь, вместе с тем умоляющим взглядом просила не пороть чушь и не доставать ее своим бредом.
— Я обычно вся на позитиве.
— А я вгоняю тебя в негатив?
Тонька кивнула, с жалостливой улыбкой поглядела на него.
— Чем я тебе не угодил?
— Все началась с того, что ты послал меня к Анатолию.
— Что?
— Как иначе это назвать?
— А еще утром я уехал без тебя.
— Как без меня? — ужаснулась Тонька.
— Потом вернулся.
— Вот видишь! — Она мягко положила ладонь ему на предплечье.
Рука у нее красивая, нежная. Рома поймал себя на мысли, что любовался ею. Это в то время, когда нужно было смотреть на дорогу. Он резко повернул голову. Руль крутнулся в ту же сторону, и машина едва не выехала на крайнюю полосу, под колеса трейлера, несущегося на всех парах.
— Ты же больше меня не бросишь? — с умоляющими нотками в голосе спросила Тонька.
— Посмотрю на твое поведение, — с усмешкой ответил он.
— И отвезешь меня к себе?
Рома усмехнулся себе под нос. Да, у него в Москве была квартира. Конечно же, первым делом он отправится туда. Но Тоньке там делать нечего. Рома мог оплатить ей номер в отеле, но везти ее домой — это слишком. Ему нужна была Лена, он ехал за ней. Тонька — всего лишь бесплатное приложение к путешествию.
Но в отель Рома заезжать не стал, привез Тоньку к дому, из подземного гаража вместе с ней поднялся в свой пентхаус. Только тогда и спохватился. Неужели он все-таки впустил Тоньку в свою голову?
Квартира произвела на нее не слабое впечатление, а высота птичьего полета вызвала дикий восторг. Она вышла на лоджию, застекленную от пола до потолка, глянула на Москву и с визгом встала на четвереньки.
— Ой, мамочки! — отползая назад, пробормотала Тонька.
— Что такое?
— Дом падает! Тебе смешно?
— Нет, просто прикольно.
Тонька остановилась, осторожно поднялась, немного постояла, собралась с духом и снова подошла к окну.
— Страшно, — сказала она и больше падать не стала.
Рома обнял ее, привлек к себе и сказал:
— Я тебя подержу. Чтобы дом не шатался.
— Мне уже не страшно, — робко сказала она, мягко высвобождаясь из-под его опеки.
— Выпьешь для храбрости?
— А можно?
— Нужно!
Рома сделал заказ и отправил Тоньку в душ. Когда она вышла оттуда, стол уже был накрыт.
Платье с открытой спиной соблазнительно обтягивало ее фигуру. Вещица брендовая, подобранная в стиль и со вкусом. В этом чувствовалась рука отца.
В мельхиоровом ведерке со льдом стояла бутылка шампанского. Вино быстро ударило ей в голову.
— У тебя очень здорово! — сказала Тонька.
Рома вплотную подсел к ней, обнял за плечи и спросил:
— Хочешь здесь поселиться?
— Хочу, — ответила она, даже не думая высвобождаться.
Вдохновленный ее покорностью, Рома опустил руку, пальцами провел по голой спине и уловил вибрацию в мышцах под нежной упругой кожей.
— Я хотела бы жить здесь одна, — тихо сказала Тонька.
— Одна?
— Ты заберешь свою Лену и уедешь. А я бы осталась.
— Думаешь, так можно?
— Твой отец разрешил бы.
— Если твои заслуги перед ним не совсем платонические.
— Начало было платоническое. — Она тяжело вздохнула.
— А потом?
— Это было долгое начало. А потом последовало короткое продолжение. Твой отец получил свое, и все закончилось. Но если бы я здесь осталась… — Тонька разочарованно махнула рукой. — Забудь!
Его рука проникла под боковой срез платья, добралась до груди, пальцы нащупали затвердевший сосок.
— Не надо. — Она задвигала бедрами, протестуя по поводу столь наглого вторжения, но за руку Рому не схватила.
Да он и не думал останавливаться на достигнутом.
— Я же попросила, — хныкающим голосом сказала она.
— Тебе же нравится. — Он скинул с ее плеч бретели, отбросил вперед лиф платья, полностью обнажил грудь.
— Почему вы, мужчины, такие?.. — спросила Тонька, закрыла лицо руками и заплакала.
Рома скривился и сдал назад. Женские слезы его ничуть не возбуждали.
— Какие такие?
— Мы, женщины, очень слабые, а вы…
— А мы этим пользуемся? — спросил он.
Тонька кивнула.
— А вы нами нет?
Она снова кивнула, соглашаясь с ним. Когда Рома поднялся, чтобы уйти, Тонька вдруг схватила его за руку и потянула на себя.
— Не надо во мне разочаровываться, — выскальзывая из платья, попросила она.
— Ты хорошая, — заявил он.
— Я буду еще лучше! — пообещала Тонька, снимая с него рубашку.
