— Это война, — согласился Помазов.
— Или мы, или нас, — едва слышно сказал Зыков. — Я тоже против мокрого дела. Но ведь мы никого не убиваем.
— Началось! — прошептал Максим.
Сначала к камере Дьяка подошел дежурный прапорщик, а затем и сам Танаков. Тихонько открылась дверь, и подполковник скрылся из вида. Все это снималось на видеокамеру. А вот о том, что происходило сейчас в камере, можно было только догадываться.
Не исключено, что Танаков пришел к Дьяку, чтобы поговорить с ним, заставить молчать. Тогда уголовный розыск выстрелит вхолостую.
Танаков провел в камере минут пятнадцать, потом вышел, настороженно глянул по сторонам. Тут и настало время убедить его в том, что боялся он не зря.
— Понеслась!
От волнения Максим переоценил свои возможности. Тяжелая дверь открывалась с трудом. Ему пришлось изо всех сил упереться в нее, и она едва поддалась его усилиям.
— Подполковник Танаков! — не своим голосом крикнул он, выходя из камеры.
Тот дернулся, развернулся к нему лицом, подался назад и встал, преграждая своим телом путь в камеру Дьяка. Оно у него мощное, тяжелое. На своих двоих он держался крепко, как в землю врос.
— Это что за цирк? — Танаков с удивлением посмотрел на оперов, которые окружали его, прижали к двери камеры.
— Что вы здесь делали, подполковник Танаков? — спросил Максим.
— Дьякова убивал. Ты это хотел услышать, капитан?
— Мы должны осмотреть камеру.
— Жив Дьяков. Ты с ним поговоришь, когда окажешься на его месте. Дежурный! — во весь голос крикнул Танаков.
От волнения Максима шатнуло. Кровь прилила к голове. Воображение высветило перед ним мрачную картинку. В изолятор врывается группа захвата. Бойцы валят его на пол, надевают наручники. А Танаков хохочет, наслаждаясь его унижением.
Но к подполковнику подошел всего лишь тот самый дежурный прапорщик, который впустил его к Дьяку.
— Закрой камеру!.. А этих ко мне в кабинет! — резким властным голосом распорядился Танаков.
Он решительно шагнул на Бочкарева, тот дрогнул, отошел в сторону, освобождая проход. Смутился и Помазов.
Прапорщик сунул ключ в замочную скважину, чтобы закрыть дверь.
— А вот это лишнее! — заявил Максим, оттолкнул прапорщика, ворвался в камеру и увидел Дьяка.
Тот лежал на полу. От его шеи к выступу на решетке тянулась простыня, скрученная в жгут. Петля туго стягивала горло вора. Пульса не было. Вне всяких сомнений, Дьяка убил Танаков. Он сделал это умело, имитировал суицид.
Помазов понял все правильно, распорядился задержать Танакова, но, увы, тот ушел от погони. Сел в машину и умчал в ночь. Однако его карьера закончилась. Во всяком случае, Максим очень хотел на это надеяться.
Подполковник Анисимов с трудом скрывал тревогу за свою шкуру. Если его опера смогли вывести на чистую воду одного гуся, то им ничего не стоило взять за шею и другого.
— А вы уверены, что это сделал Танаков? — спросил он.
— В этом уверен он сам, — сказал Помазов. — Иначе не сбежал бы.
— А сбежал ли? Может, он просто спешил?
— Тогда почему его нет дома и не отвечает телефон?
— Да, это серьезно. Но, может, он просто решил, что его обвинят в убийстве?
— Сегодня весь изолятор спал мертвым сном, — с усмешкой сказал Максим.
Анисимов вздрогнул, услышав его голос. Он посмотрел на капитана с обычной неприязнью. Но в этот раз в его взгляде присутствовал и страх.
— Заключенных усыпили, — продолжал Максим. — В том числе и Дьякова. А потом его убили.
— Ваше предположение к делу не пришьешь.
— Для этого есть рапорт прапорщика Дряблова. Он докладывает, что подполковник Танаков лично распорядился подмешать в чай какой-то порошок. Экспертиза определит это, установит и время, когда наступила смерть. Но уже есть предварительное заключение. Дьяк скончался в тот самый момент, когда в камере находился Танаков.
— Что теперь делать? — нервно сжав кулаки, спросил Анисимов.
Максим удивленно глянул на него. Помазов повел бровью. Это они должны были задать такой вопрос, никак не наоборот.
— Я в том смысле, что меня по головке не погладят. — Анисимов поморщился. — Могут и следующее звание зарезать. Нельзя ли как-то замять это дело?
— Как? Все уже в отделе знают.
— Наверх еще не докладывали. — Анисимов пронзительно посмотрел на Максима.
Он отчаянно нуждался в его поддержке или проверял на вшивость.
— Это вам решать, — сказал Юрьев. — Если не боитесь взять на себя ответственность, то пожалуйста. Наше дело прокукарекать, а солнце в небо выкатывать вам. Или не делать этого.
— Но вы-то будете молчать?
Максим пристально посмотрел на Анисимова и заявил:
— Я не стукач и не рвач. Для меня главное — справедливость. Пусть хотя бы в масштабах РОВД.
Больше всего на свете капитан боялся прослыть стукачом. Этот страх был родом из детства, когда он с удовольствием травил ябед и прочих морально неустойчивых типов.
— Да, справедливость нам нужна, — в лихорадочном раздумье подтвердил Анисимов. — Без нее никак.
— Вы должны понимать, что после всего этого коллектив не сможет работать с подполковником Танаковым.
— Да, конечно. У него есть выслуга, работу он себе найдет. Главное, замять это дело. В конце концов, Дьяков мог и сам повеситься.
Максим выразительно глянул на Помазова. Мол, мы, конечно, ребята борзые, но всему есть предел.
— Я ничего не знаю, — сказал Помазов.
— Как и я.
— А Зыков, Бочкарев?
— Думаю, они не садисты, чтобы топить начальство, — сказал капитан. — Даже если оно гнилое. Думаю, для них важна справедливость. Главное в том, чтобы мы могли доверять друг другу.
— Да, без доверия нам никак нельзя, — выдал Анисимов, думая о чем-то своем.
— А Танаков сдал меня Вильяму. Это он сказал, что мы вышли на него. Вильям собирался меня убить.
— Танаков тебя сдал? — От волнения у Анисимова дернулась щека.
— Да, Вильям мне сказал. Он думал, что со мной все, поэтому разоткровенничался.
— Все равно ему верить нельзя.
— Так он про вас ничего такого и не говорил.
— А почему он должен был про меня что-то говорить? — встрепенулся Анисимов. — Да и нет больше Вильяма.
— И с Острого обвинения сняли, — сказал Максим.
— Да, сняли. — Начальник ОВД настороженно посмотрел на него.
Господин Востров, он же Острый, держал под собой Западный округ города. Он резко конкурировал с Вильямом, поэтому и попал под удар. Сначала помог Вильяму сесть, затем сам оказался за решеткой. Вильям жестко подставил его через уголовный розыск Восточного округа.
