Дьяк снова пропустил удар в печень и скрючился.
— Я не больно долги возвращаю? — спросил Максим.
— Жаль, что я тебя не грохнул.
— А ты собирался меня грохнуть? — спросил Максим.
— Ты еще ответишь, мусор.
— Очки набирает, — с усмешкой проговорил. — Для зоны! Будет там рассказывать, как ментов кошмарил.
— И пацанов своих под раздачу подставил. Всех на Вильяма бросил, а сам у бабы под боком остался. Думаю, он там быстро очков наберет. По одному. Очко к очку.
Дьяк задергался, но Максим снова ударил его и заявил:
— Можешь Танакову пожаловаться, я разрешаю.
— Не знаю такого.
— Макс, ты прямо как маленький, — сказал Помазов. — Танаков — мент! А чтобы Дьяк мента сдал! Да ни в жизнь! Он скорее братву свою сольет.
— Так он и сделал. Братва знала, с кем он дружбу водит.
— Я ментов не сдаю, — сквозь зубы процедил Дьяк. — Я их убиваю!
— Бла-бла-бла! Пустой треп.
— Это мы еще посмотрим.
Признаний насчет Танакова Максим так и не добился. Но угрозы в адрес сотрудников полиции получил — на диктофон. Никакой судья теперь Дьяка под залог не выпустит. Если Танаков снова откроет клетку, то пусть пеняет на себя.
Опера по всем правилам закрыли Дьяка в камере ИВС и сразу же получили приглашение к начальнику криминальной полиции.
— Теперь можно и пойти, — решил Помазов.
— Пойдем, — сказал Бочкарев. — И не просто так.
Танаков что-то писал, не отрывая глаза от бумаг. Казалось, он не замечал оперов, которые зашли в кабинет, расселись за столом.
Только когда все стихло, подполковник посмотрел на Помазова и спросил:
— Как продвигается розыск по делу Шарковой?
Максим усмехнулся. Хитрый заход, ничего не скажешь.
— Продвигается. — Помазов вопросительно взглянул на Юрьева.
— Шаркова сегодня жду, — сказал тот.
— А почему не вчера? — Танаков повернул к Максиму голову, но посмотрел куда-то мимо него.
— Сегодня.
— Сегодня Шаркова в больнице. С черепно-мозговой травмой.
— Как с травмой? — обомлел Максим.
— Зачем вы Шаркова отпустили, товарищ капитан? — жестко спросил Танаков.
Максим не знал, что сказать. Он надеялся на добрую волю Шарковой, но, видно, племянник не смог договориться с теткой. Не захотела Клавдия Михайловна прощать Леву, за то и поплатилась. Женщина в больнице, и в этом виноват капитан Юрьев. Если бы он вчера не отпустил Шаркова, то ничего такого не случилось бы.
— Что вы молчите?
— Надо во всем разобраться. Кто черепно-мозговую травму нанес, зачем?
— Шарков нанес. Племянник потерпевшей. Сначала обокрал тетку, а потом убил.
— Убил?
— Шаркова в тяжелом состоянии. Не факт, что выживет.
— А что она говорит?
— Она ничего не говорит.
— А Шарков где?
— Вот это я и хотел у вас спросить.
— Буду выяснять.
— Объяснение мне на стол. Выясняйте.
— Выясним, разберемся, — сказал Помазов. — Если Юрьев виноват, накажем. У нас все по закону.
Последняя фраза прозвучала с намеком, обращенным к Танакову. Тот все понял, нахмурился еще сильней, но промолчал. Ни слова не сказал про Дьяка, о задержании которого не мог не знать.
Танаков отпустил оперов.
Максим отправился в свой кабинет, но не успел сесть за стол, как появилась Капитонова.
— Макс, извини! — не обращая внимания на Зыкова, сказала она.
— За что? — Денис подозрительно сощурился.
— Я его подставила.
— А я-то думаю, откуда Танаков узнал, что я Шаркова отпустил.
— Ты вчера уехал, а я осталась. Выхожу, а там Танаков. Давай подвезу, говорит. Мы поехали, я сказала, что с тобой работала по этому делу. А сегодня сигнал из больницы. Я поехала, а там Шаркова…
— Кто ее ударил?
— Неизвестно. Вся в крови к соседке зашла, та «Скорую» вызвала. Она сейчас без сознания.
— А соседка что говорит?
— Не знает она. Не видела ничего.
— Поехали, да? — Зыков посмотрел на Лизу, потом на Максима.
— Помчали!
Уже через четверть часа они выходили из машины во дворе старого пятиэтажного дома.
— Консьержек в подъезде нет, — резонно предположил Зыков.
— Видеокамер тоже, — добавил Максим.
— Ни того, ни другого, — подтвердила Капитонова.
Дверь в квартиру Шарковой была уже опечатана, но проблемой это не стало. У Капитоновой были и ключи от квартиры, и право на доступ.
Но работу они начали с соседки.
— Не видела я Леву, — сказала пожилая женщина с пышной прической из мелких кудряшек.
— А Клавдия Михайловна что про него говорила? — спросил Максим.
— Да ничего не говорила. Только стонала. Смотрит на меня и не видит. В глазах сплошная боль. Села вот здесь… — Женщина показала на место у двери.
Максим заметил следы крови на стене. Наверное, Шаркова прислонилась головой или окровавленными руками.
— Я ей говорю, давай в дом. А она не слышит ничего. Сидит, стонет. Я «Скорую» вызвала, выхожу, смотрю, а она ложится. Я ее в квартиру еле-еле затащила.
— А Лева вам не помогал?
— Так не было его.
— А когда вы его в последний раз видели?
— Вчера вечером. Он домой заходил.
— А Клавдию Михайловну когда видели? До того как она к вам за помощью обратилась?
— Утром виделись. В поликлинике. У меня сахар повышен, ночью пить хочется. Подумала, что диабет, обратилась к врачу. — Глаза женщины вспыхнули.
Она явно была из тех людей, которые могли рассказывать о своих болячках долго и с вдохновением.
— А Клавдия Михайловна зачем ходила? Может, ей плохо было? Сердце прихватило?
— Нет, с суставами у нее проблемы. Там вот какое дело…
— А в полицию она не собиралась?
— Да, говорила об этом. Не было никакой кражи. Мол, перепутала. Даже не знаю, как следователю в глаза смотреть.
— Из поликлиники вы вместе возвращались?
— Нет. Я раньше ушла.
— Так, может, ее ударили, когда она из больницы возвращалась? — спросил Зыков.
— Не знаю. Я бы слышала. А так тихо было. Пока в дверь не позвонили. Да и в тапочках она была. Кофта и юбка на ней те же самые, что и в поликлинике. Обычно она в халате по дому ходит.
