– Отлично, отлично, – кивал Игорь. – А как ты оцениваешь наши с тобой шансы на то, чтобы добраться до какой-нибудь подходящей постели?
– Как… как высокие, – ответила я, но голос предательски дрогнул, а колени задрожали и подогнулись.
– Почему?
– Потому что тут полно кроватей? – спросила я неуверенно.
– Да нет же, премудрая ты Ромашка! Просто потому что я ужасно тебя хочу, понимаешь? А когда ты говоришь о теории вероятности, то еще больше.
– Серьезно? – рассмеялась я. – И что с тобой не так?
– Со мной не так – ты, – ответил он и вдруг подхватил меня на руки. О, психология, о науки и мудрые умы – каким не важным все становится, когда красивый мужчина несет тебя на руках и бросает на постель. Что может значить вся теория относительности, хоть общая, хоть специальная, когда тело берет власть над разумом. Я смотрела на то, как мой благородный идальго снимает с себя свитер, как стаскивает темно-серую мягкую водолазку, и мое сердце стучало как сумасшедшее, а тело сходило с ума и требовало от меня того же. Мне стало совершенно все равно, что будет завтра. Сегодня вдруг стало единственным, что имеет значение. А зря, Фая, зря.
Глава 5
Расставание – это иллюзия; с другой стороны, долги – реальность
Самым странным в понедельник стало то, что в Муравейнике ничего с пятницы не изменилось. Параллельный мир словно засосал в себя двадцать шестой этаж, и время с пространством скрутилось там в морской узел, останавливая все в одной точке – где-то между лифтовым холлом и серверными, расположенными в другом конце коридора. Сюда бы физиков-фундаменталистов, поисследовать наш феномен, поизмерять неизмеримое и пофиксировать нефиксируемое, но вместо этого по двадцать шестому бродили мы – потерянные, никому не нужные сотрудники опечатанного отдела, потерявшего управление и руководство. Ощущение того, что все мы уже потеряли работу, а где-то в недрах Муравейника выстраивается параллельная вселенная с параллельным IT-отделом, нарастало с каждым просиженным часом.
– Где же господин Кренделев? – возмутился наконец Сашка Гусев где-то после обеда в понедельник. До обеда надежда на то, что наш мощный, надежный, как скала, босс найдется, еще была. – Где-то же он должен быть? Чего бы ему не вступиться за нашу честь или хотя бы не выяснить, что за фигня происходит.
– Может быть, пойти к начальству и спросить? – предложила Яна, у которой от дурного предчувствия прорезался дикий аппетит, и теперь она ела практически без остановок. Печенье, сухарики, всякие генетически модифицированные шоколадки из аппарата, установленного в холле первого этажа, там же, где прорастали вверх лифты. Фраза Яны застала нас врасплох. Ни один айтишник никогда в жизни подобру-поздорову не пойдет к начальству, это будет своего рода моветон и нарушение субординации. Начальство ходит к нам, к нам вообще все должны приходить сами – с дарами и подношениями и просьбами разблокировать Интернет, или написать программу, или найти тот файл, который «был, я клянусь, я только на секундочку отошла, а он как-то сам собой стерся».
– Я не пойду, – буркнул Саша и выразительно поглядел на меня. Я сидела на подоконнике, держала в руках электронную книжку с провокационным названием «Как пасти котов». Название неочевидно передавало содержание, поэтому издатели добавили к титлу приписку – «наставления для программистов, руководящих другими программистами». Я никогда никем не руководила и не собиралась, но само слово «наставления», от которого так и веяло чем-то патриархальным, основательным, подлинным – особенно в сочетании с термином «пасти котов», – подвигали меня к прочтению. Я надеялась на комедию.
– Я тем более не пойду, – покачала я головой. Уже первые страницы электронной книги разочаровали. «Программисты подобны котам, они гуляют сами по себе». Ну, допустим. А дальше – прямо в духе моего дражайшего Игоря Апреля, книга обещала научить, как приручить программиста дикого природного к жизни в неволе и как научить его прыгать через палочку и даже… о боже… сквозь огненное кольцо. Не комедия, а нечто вполне подошедшее бы для семинара имени того же дражайшего Апреля. Именно это и было самым огорчительным в книге. Некоторые фразы оттуда звучали так знакомо, что я будто слышала голос моего драгоценного психотерапевта, по которому я скучала, в чем я категорически не хотела признаваться самой себе.
Мы расстались с ним вчера еще до обеда. Игорь сказал, что «поедет, пока не начались пробки», – хотя ну какие, спрашиваю я вас, пробки в воскресенье? Дачники, что ли, полетели на юг? Апрель же, ну никаких же дачников. Я спорить не стала, тем более что Вовка капризничал, а мама моя грозилась приехать и приготовить еды нам и Лизе в больницу. Игорь посмотрел сквозь меня куда-то в сторону двери, а я подумала – вот так бывает, когда мужчине ничего больше от женщины не нужно. Подумала – и захотела ударить психотерапевта его же ботинком по голове. Но он меня опередил – обулся.
– Эй, Ромашка, ау! А почему ты-то не пойдешь? – возмутилась Яна. – У тебя вид представительный, тебе и карты в руки. Ты всегда ходила.
– Это я всегда к Кренделю ходила, – воспротивилась я справедливости ради. – А к какому другому начальству я ни за что. Да и что во мне представительного, а? Угги?
– Ты смотришься как человек, который знает, чего хочет, – заливала Яна не без элемента подхалимажа.
– Гхм!
– У тебя и фингала под глазом уже нету, – меланхолично добавил Саша, да еще таким тоном, будто это обстоятельство необычайной редкости и им нужно воспользоваться. – Иди, Фая, иди. Сходи, будь человеком.
– А вы, значит, все тут с фингалами сидите? – Я почувствовала смутно неопределенную злость на Сашку за то, что он мне припоминает мой фингал, полученный самым невообразимым для девушки образом – в магазинной драке. Еще я злилась за то, что Крендель пропал – ни ответа, ни привета, и вообще – на жизнь. И на то, что благородный мой идальго, который так боится пробок на воскресных дорогах, куда-то пропал, а девушкам первым звонить не рекомендуется во избежание потери реноме. Поэтому вместо того чтобы отирать пороги кабинета Игоря в соседнем здании, я сидела на подоконнике и читала книжку про то, как разбудить в себе лидера, а сама думала – так ли уж оно мне нужно, реноме это…
И все-таки почему он не звонит?
– Спроси у своего Джонни, может, он чего знает? – предложила Яна, продолжая методично запускать руку в пакет с чипсами. Джонни – наш охранник, дородный мужчина лет тридцати пяти, вся заслуга которого перед жизнью исчерпывается тем, что он ходит на работу опрятным. Джонни не умеет ничего, не знает ничего, ничем не интересуется, кроме разве что того, чтобы «слазить в баньку», но тем не менее совет был не так уж плох. Большая часть трудовых обязанностей нашего стража по прозвищу Джонни состояла из безделья, жутких рож из разряда «без пропуска проход запрещен и карается расстрелом на месте» – и… сплетен. Поскольку мне все равно нужно было чем-то заниматься, а звонить первой было смертельно опасно для моего реноме (будь оно проклято), я спрыгнула с подоконника, отбросила в сторону пособие по выпасу котов и отправилась на охрану.
