– Так, хорошо это все, конечно, но я не понял – я все еще могу пригласить тебя на свидание? Потому что я, признаться, понять не могу, какая муха тебя укусила вчера, когда я тебе позвонил. А кстати, почему все-таки ты отказалась от турнира?
– Потому что я совершенно не умею разбираться в людях! – воскликнула я.
Глава 11
Даже с маленьким IQ можно сделать барбекю
[6]Я сидела на диване в кабинете Малдера и грызла ногти, не осознавая, как это, должно быть, дико смотрится со стороны. Сестра давно просила меня начать делать какой-нибудь «бронебойный» антивандальный маникюр, такой, которым ногти заливают, как пломбами для зубов – и закрепляют ультрафиолетовой лампой. Такие ногти не сгрызешь. Я же всегда отвечала, что, мол, грызу я их редко и в целях повышения мыслительной продуктивности. Сейчас мыслительная продуктивность была нужна как никогда, однако грызть ногти, да еще в присутствии мужчины, который мне нравится, – это было неправильно. Но я грызла их все равно.
Апрель тактично смотрел вдаль, на роскошный вид вечеряющей Москвы, а заодно поливал свои цветочки из пластмассовой оранжевой лейки. Цветов в его кабинете было много, и они создавали какое-то совершенно нерабочее настроение. Рыбки – это еще можно было понять, рыбки были символом снятия усталости, эдакий плавающий антистресс, что-то, что психотерапевт прописывает своим чокнутым истеричным пациентам вместо антидепрессантов. Но цветы – это было чем-то чрезмерным, куда более персональным, чем-то характеризующим психотерапевта. Он любит цветы, он умеет за ними ухаживать, они у него – жирные, лоснящиеся, зеленые, ни одного засохшего, ни одной лужицы под горшками. Обстоятельный, последовательный, спокойный, методичный – не человек, маньяк. Или робот. И этот человек называл меня инопланетянкой! «Иноплатянкой».
– Ты смотришь на мой фикус так, словно пытаешься выбить из него признание, – усмехнулся Игорь, перехватив мой взгляд.
– Кто знает, чего тут только не повидал твой фикус?
Игорь отставил лейку на предназначенное ей место, опустил закатанные рукава нежно-сиреневой рубашки и подсел ко мне. Он не прикоснулся ко мне, но наши тела оказались так близко друг к другу, что я чувствовала тепло, запах геля после бритья, лимонный, острый и резкий, столь любимый мужчинами – ни единой сладкой нотки.
– Тебя не хватятся наверху? – спросил он после того, как долго задумчиво изучал меня. Его зеленые глаза зачаровывали меня, я испытывала чисто физическое удовольствие от одного взгляда на лицо моего Малдера. Его взгляд был обеспокоенным и таким… вовлеченным. Я знала, что ему не все равно, что его волнует то, что происходит со мной, – но могла ли я злоупотреблять этим? И не взбесится ли он, когда я произнесу имя Саши Гусева, снова? Но все же что-то же нужно делать?
– Можно тебя спросить кое о чем? – Я наклонилась к низкому журнальному столику перед диваном. На нем аккуратными стопками лежали журналы – «Караван историй», Рsychology, Cosmo. Также рядом имелись листы чистой бумаги, карандаши – все заточенные, ни одного сломанного.
– Смотря о чем, – ответил он, и я заметила на его губах почти улыбку. Так улыбается Мона Лиза всем своим поклонникам в Лувре. Я встала с дивана, подошла к кулеру у стены, вытащила сразу два стаканчика – никогда не получается вынуть только один, какая-то просто фантастика, как они их упаковывают, – и налила себе воды. Она была ледяной, Игорь держал охладитель включенным, и мое горло вмиг занемело. Я откашлялась и повернулась к нему.
– Скажи, а если я тебе захочу кое-что рассказать, это будет конфиденциальным? Ты ведь не сможешь никому рассказать о нашем разговоре, верно?
– Технически, моя дорогая, мы не на приеме. Если бы речь шла о приеме, то у меня весь график заполнен на две недели вперед. И персональное консультирование – это только по направлению из отдела, ты же знаешь, это довольно дорогостоящее мероприятие. Фирма предпочитает, чтобы я лечил людей группами по десять.
– Издеваешься? – фыркнула я, и Малдер осклабился.
– Кому ты хочешь, чтобы я не рассказывал о нашем конфиденциальном разговоре? Кренделеву вашему? Или кому-то еще?
– Понимаешь, – тянула я, – мне нужен твой совет, я совсем запуталась, а ты ведь умный, у тебя ведь на стенах вон сколько дипломов висит. А у меня всего один.
– МФТИ? Теперь ты издеваешься, да? – хмыкнул Игорь.
– Ну и что, что МФТИ? К людям, знаешь ли, формулы неприменимы. А жаль, да? В общем, я бы хотела узнать твое мнение кое о чем, только ты должен пообещать мне, что не станешь рассказывать об этом… моему парню.
– Что? – Я с гордостью отметила, что мое заявление произвело на него впечатление.
– То есть я не совсем уверена, что могу его так называть. У нас всего было одно нормальное свидание. И он мне не звонил три дня. Я бы не хотела что-то напортить сейчас, когда он позвал меня на свидание снова.
– Фая! – прыснул мой благородный идальго. – Ты меня имеешь в виду? Ты хочешь, чтобы я не говорил о нашем разговоре себе самому?
– Примерно так, – согласилась я с самым невинным видом.
– Ты неподражаема.
– Думаешь? Почему? Подражать – это не так уж сложно. Знаешь, сейчас гримеры до такой высоты техники дошли, могут из кого хочешь нарисовать кого хочешь. Да меня бы даже Галкин изобразил.
– Ох, что мне с тобой делать? Так о чем ты хотела со мной поговорить?
– А ты не скажешь моему…. м-м-м… ухажеру? А то я очень боюсь, что он все не так поймет.
– Ухажёру, значит? – Игорь облизнул пересохшие губы, подошел к кулеру и тоже жадно отпил воды. – Все-таки ты не представляешь, Фаина Ромашина, насколько не скучно с тобой. Ладно, можешь не волноваться, я твоему «ухажеру» ничего не скажу. Он ничего не узнает. Может говорить спокойно. Небось снова об этом твоем бадминтонисте.
– В прошлый раз ты мне так помог, помнишь, с этим подарком ему на день рождения. Ты все знаешь про людей, а для меня они – лес дремучий. Я все думаю, и думаю, и думаю об этом, и в моем сознании уже целый лес из логических цепочек и взаимосвязей одна другой нелепее. Я не знаю. Не могу отличить правды от вымысла, а теперь, после всех этих раздумий, вымысла явно больше, чем правды. Я, знаешь ли, не бритва Оккама, чтобы одним легким движением отсечь все лишнее.
– Бритва Оккама? Отсечь все лишнее, это вроде о Микеланджело, разве нет? При чем здесь бритва? Не думаю, чтобы Микеланджело работал по граниту бритвой.
– Ох, нет. – Я покачала головой. – Не бери в голову. Бритва Оккама – это такой метод оценки гипотез. Не важно, я ведь действительно хотела обсудить Сашу.
– Кто б сомневался, – кивнул Игорь, и я испугалась, что все это плохая идея. Ревность, можно ли просто попросить ее отключить на время? Когда-то в этом самом кабинете я пыталась найти способ понравиться Саше Гусеву, и Игорь придумал, как мне к нему «подкатить». Потом, правда, сам «подкатил» ко мне, а теперь я, значит, прошу его помочь мне «разобраться» с Сашей Гусевым, что в сути своей означает, что я ищу способы оправдать Сашу Гусева. Прямой и логичный вывод из чего – правильно, что Саша Гусев мне все еще не безразличен. И тут трудно спорить, нет, не безразличен. Мы слишком долго просидели за соседними столами, слишком много шутили друг над другом, слишком много отпускали друг друга с работы, чтобы быть безразличными друг другу. Мы – друзья, не больше, но попробуй доказать это моему благородному идальго.
