– Истина в последней инстанции. Точно – ты. Но я не об этом хотела сказать, – успокоила я его без особенного успеха.
– Я вовсе не думаю, что я все знаю, – никак не успокаивался идальго.
– Ты абсолютно уверен, что не производишь такого впечатления? – спросила я нейтральным тоном, но смотрела я на него с хитрецой. Он не заметил. Как всегда, когда речь идет о нас, мы не замечаем слонов, бегающих по роговице.
– Абсолютно, – кивнул он.
– Истина в последней инстанции. Ты даже знаешь, какое впечатление производишь. А откуда данные? Ты сам хоть раз видел себя со стороны?
– Фаина!
– Ладно, ладно. Ты ангел во плоти и ничем не похож на доктора моего любимого Хауса. Но он, между прочим, говорит, что все врут. Вот я и подумала – может, мы будем из этого и исходить?
– Я произвожу такое впечатление? – переспросил Игорь и пошел смотреться в стекло своего большого аквариума. Я невольно улыбнулась.
– Я не сказала, что это плохо. Ты выглядишь солидно и достойно.
– Как и твой этот Хаус? – прошипел Игорь.
– Как этот мой Хаус, – кивнула я. – В конце концов, психотерапевт и должен вести себя так, словно он знает все на свете. А то люди могут усомниться в его способностях.
– Да-да, я помню, ведь психотерапия – не настоящая наука, а корзинка с эмпирическими данными, верно?
– Ну почему у тебя такая хорошая память! – огорченно воскликнула я. – Я же уже сто раз извинилась за это. Психотерапия – наука, каких еще поискать. Между прочим, именно поэтому я и здесь, потому что я доверяю – тебе, твоей науке и твоему суждению. Разве этого мало?
Его лицо потеплело, мой благородный идальго откинулся на спинку стула, забросил ногу на ногу – ноги у него были тоже высшей пробы: длинные, сильные, стройные. Мужчина – не просто золото, а белое золото, самое лучшее. А я его обижаю, балда.
– Ты извинялась не за это и не сто раз, но мне все равно льстит твое доверие. И пока ты льстишь, давай займемся сбором очередной порции эмпирических данных – хотя бы для будущих поколений. Значит, мы исходим из того, что все врут. В таком случае мы не можем ориентироваться на слова, которые кто-то сказал. Что мы реально знаем? И чего хотим выяснить?
– Кто украл восемь миллионов?
– А конкретнее, украл ли их Саша Гусев. Верно? Или для тебя принципиально узнать только, виновен или не виновен Саша?
– В целом… да, только это, – кивнула я. – Хотя, если он невиновен… это же будет означать, что виновен кто-то другой.
– Скажи, Фаина, а если выяснится, что Саша Гусев виновен, это как-то скажется на ваших отношениях? Как ты вообще их охарактеризовала бы?
– Дружба? – осторожно предложила я.
– Хорошо, – кивнул Апрель, и в его голосе прозвучали тонкие нотки удовлетворения. Я выдохнула с облегчением. – Итак, сказалась ли бы на вашей дружбе эта новость? Иными словами, стала бы ты ходить к нему в гости, зная, что ты пьешь чай в квартире, купленной на эти самые восемь миллионов? Осудила бы ты его за это?
– А ты бы не осудил?
– Нет, Фая, нет. Так не пойдет. Мы не отсекаем бритвой Оккама все лишнее в моей голове.
– Я вообще не люблю судить людей.
– Не любишь судить людей, за исключением будущего мужа своей сестры, – как бы между делом добавил Игорь. Я почувствовала злость.
– Который бросил ее и исчез за пару недель до свадьбы.
– Который, возможно, уехал куда-то в командировку, и твоя сестра в курсе.
– Ага, то-то она отворачивается каждый раз, когда я спрашиваю ее об этом. А что, если он не вернется до свадьбы? А что, если ее не выпустят из больницы? Зачем вообще сейчас это обсуждать?
– Я просто хотел показать тебе, что ты судишь людей. Просто ты не хочешь судить Сашу Гусева, потому что он тебе приятен.
– Потому что он мой друг.
– Потому что ты ему симпатизируешь.
– Что в лоб, что по лбу. И вообще, если бы он хотя бы сказал, что не брал этих денег…
– Хотя бы одно слово, да? – грустно улыбнулся Апрель. – А так ты не знаешь, что делать. Тебе не предоставили выбора. Молчание – это просто невыносимо для большинства нормальных людей.
– Нормальных? Я-то тут при чем? – хохотнула я, а потом взяла со стола первый попавшийся журнал и принялась листать, словно пытаясь найти там ответы, которых нет. Не нашла и бросила его обратно. Апрель мой благородный наклонился и поправил журнал, чтобы все было ровненько. А я еще боялась, что Крендель замучает мою Машку своей аккуратностью. Я вздохнула, и на секунду мне показалось, что я заболела, что у меня поднялась температура, у меня жар. Но это были просто нервы. – Я не знаю, что сделаю, если он виновен. Я не хочу, чтобы его раздавили, а все к этому идет. Что мне делать?
– Вовсе не обязательно что-то делать. Смотри, Фая, исходя из того, что ты мне рассказала, никто не хочет выносить сор из избы. Деньги исчезли – факт. Квартира куплена – тоже факт. Связать эти факты между собой сложно. Допустим, руководство сейчас потребует у твоего Гусева показать источник средств, а он скажет – «мы всей семьей копили сто лет, плюс продали антикварную статуэтку восемнадцатого века – семейную реликвию». Ложь? Может быть, но как доказать? А может, и правда. Он же не каждый день квартиры покупает, верно? Значит, нужно расследовать, нужно доказывать все, заводить уголовное дело.
– О господи. Кошмар какой-то.
– Но куда более вероятно, что ничего этого не будет. Никто не станет обращаться в полицию, давать доступ к нашим файлам, к нашей бухгалтерии. Кому это надо и мало ли какие косяки могут посыпаться при формальном расследовании.
– Это, кстати, правда. У нас в бухгалтерии черт ногу сломит, – обрадовалась я.
– Так что, если говорить о наиболее вероятном сценарии, то вопрос вины Саши Гусева просто никогда не будет решен. Вообще. Его уже уволили, а дело замнут. Получается, если он виновен, то ему подарили восемь миллионов и выставили за дверь. Так?
– Получается, так, – удивленно кивнула я. – Если он виновен. А если нет?
– То, как Саша Гусев вел себя в кафе, показывает, что он как минимум может быть виновен, – проговорил Апрель, вопреки моим ожиданиям, грустно. – Он молчит, он задумчив, он даже тебе не пытается сказать, что он ни при чем, ты сама мне это сказала.
– Да-да-да, я сказала. Но когда это ты меня слушал? Лучше скажи, что ты сам думаешь?
– Доказательств и вообще материала для анализа мало. Ты сказала, подделаны подписи Кренделя, да?
– И еще – Саша подписал какие-то акты.
– И он не отрицает, что он их подписал. А в разговоре с тобой он молчит как рыба.
– И смотрит вдаль, – огорченно признала я. – Чтобы избежать подобных инсинуаций, я и хотела использовать тебя в качестве бритвы Оккама. – Я вскочила с дивана и забегала по комнате.
