– Я зато могу, – Никер сделал страшное лицо. – Может, она к тебе будет хорошо относиться, но всем остальным придется несладко. Своими капризами и требованиями она замучает слуг, солдат, магов, всех, кто попадется ей под руку. Ты будешь вынужден постоянно отвлекаться на разрешение конфликтов. Более того, она ведь и убить может, если сочтет, что какой-нибудь человек ей уж очень сильно мешает. Что ты сделаешь, если она прикончит кого-нибудь из слуг? Или твоего друга? Например, меня.
– Если она убьет моего друга, то я устрою суд, который ее повесит.
– Не повесит, а отрубит голову! – строго сказал Никер, наставив на меня палец. – Она дочь графа, ее нельзя вешать. Ты никак не можешь запомнить основополагающие вещи, на которых держится наш мир. Но вдруг Виолетта изменится под твоим влиянием? Посмотри только, как светло она улыбается!
К нам приближалась Виолетта с мирной прекрасной улыбкой. Мне казалось, что красота этой девушки утратила жестокость.
– Господин барон, не хотите ли прогуляться со мной? Взгляните, вдоль леса идет узкая дорожка, – Виолетта призывно смотрела на меня искрящимися карими глазами. – А в этом лесу наверняка найдется и опушка. Ее можно осмотреть вместе со мной.
Осмотреть опушку я был не прочь и уже почти собрался это сделать, но мои разведчики принесли настораживающие вести. Граф все-таки выступил мне навстречу.
Нам пришлось торопиться, чтобы успеть добраться до места, которое я заранее наметил для будущего сражения. Это была равнина с многочисленными рощами, пересекаемая узкой речкой Майрой. Я расположился близко к воде, аккурат между двумя рощами, и стал ждать противника.
Разведка графа тоже работала как надо: вдали то и дело мелькали быстрые всадники. Я не стал разбивать основательный лагерь и, как выяснилось, не зря. Граф переправился через Майру ниже по течению и оказался на моем берегу. Узнав об этом, я тоже перешел через речку. Она отделяла меня от великолепной тяжелой кавалерии графа. Так и встретились две армии: за спиной каждой была чужая территория.
Я наблюдал за подходом армии графа, стоя у белой безобидной березки. Моя рука от волнения сильно сжимала черную рукоять меча. Впереди был первый для меня бой крупными силами. Я опасался ударить лицом в грязь, бездарно продуть сражение, и успокаивал себя мыслями о том, что мной движет вовсе не жажда власти, а правое дело. Я вел войну совсем не с графом, а с врагами рода человеческого, деймолитами, даже если они пока еще не подозревали о моем существовании.
Когда стало ясно, что противник не собирается снова переправляться через речку, чтобы зайти нам в тыл, я занялся укреплениями. Ограда из заточенных бревен, выстроенные в ряд телеги и башенные щиты должны быть защитить требушеты и магов. Требушетами я гордился, их компактность и сила не имели аналогов в наших краях. Кроме того, предметами моей гордости были две бронированные кареты и шестнадцать высококачественных арбалетов. Я рассчитывал извлечь из всего этого большую пользу.
Граф же явно полагался на количество своих войск. Его конница превосходила мою в полтора раза по численности и, наверное, раз в пять по качеству. Вражеская пехота составляла человек пятьсот, но особыми достоинствами похвастаться не могла. То же касалось и магов: пятьдесят четыре против тридцати девяти моих, и почти все ненадежные, как это всегда бывает с магами.
Когда я смотрел на разноцветные вражеские войска и красочные знамена, то понимал, что передо мной такой же сброд, как у меня, только чуть более организованный. Уже почти перед самым боем мне удалось собрать небольшой совет и по-быстрому выслушать мнения моих соратников. Рупрехт предложил уйти в глухую оборону, Никер – немедленно атаковать, пока граф не успел укрепиться, а Виолетта – исхитриться и отравить все запасы воды противника. Я пропустил эти советы мимо ушей и решил отыгрывать партию медленно и осторожно.
Граф не стал вступать в переговоры, а сразу же отправил в атаку управляемых големов. Я сделал то же самое, и големы встретились посередине узкой неглубокой речки. Мои маги скрывались или за щитами, или сидели в бронированных каретах, в то время как маги графа прятались только за щитами, и это было мое первое преимущество.
Пока големы рвали друг друга на части, вспенивая воду и окрашивая ее алым или желтым отделяемым из ран, Ракшан выстроил пятнадцать элитных арбалетчиков и принялся обстреливать вражеских магов. Особо удачливые болты пробивали деревянные щиты и пронзали доспехи. После примерно пяти трупов граф отдал магам приказ попятиться, чтобы выйти из-под обстрела. Всякое отступление проходит слегка беспорядочно, и нам удалось подстрелить еще троих, прежде чем маги покинули зону поражения.
Этот маневр оказал решительное действие на поведение вражеских управляемых големов. Они отступили, чтобы оставаться в пределах досягаемости их владельцев. Я же не стал давать приказ о наступлении, и между сражающимися големами образовался промежуток. Граф не нашел ничего более умного, как заполнить его автономными големами. И это была явная ошибка: автономные големы не чета управляемым. Впрочем, подобного рода ошибки случаются частенько и на ход сражения редко оказывают существенное влияние. А вот требушеты оказывают.
После того как противник оказался вне зоны эффективного поражения арбалетами, я прошелся по вражеским магам требушетами. Пылающие снаряды неплохо ложились на башенные щиты, и графские маги вынуждены были отойти еще дальше, чтобы не превратиться в горящие факелы. Управляемые ими големы отошли тоже, оставив моих управляемых големов один на один с автономными. И это стало напоминать избиение младенцев.
Граф осознал, что ситуация становится все более угрожающей, что его маги близки к истерике, и сделал единственную вещь, которой я всерьез опасался: отправил свою кавалерию в обход. Тут уж у меня не оставалось никаких умных ходов. Я просто выдвинул в глубокий тыл автономных големов, а их фланги усилил собственной кавалерией.
На речке ситуация развивалась медленно. Големы громили друг друга, лучники лениво постреливали, и никто не мог сказать, куда именно попадали в речном бедламе: то ли в своих, то ли в чужих.
Вражеская конница неторопливо форсировала речку где-то выше по течению, мои тылы выстраивались в боевой порядок, и общее сражение выглядело весьма неэнергичным и размеренным.
Граф отдал приказ собирать собственные требушеты, но обстрелы моих сильно мешали ему в этом деле.
Он подтянул к речке пехоту, но пока не стал вводить ее в бой. Я сделал то же самое.
Перелом в динамике наступил, когда конница противника наконец ударила мне в тыл. Точнее, удар пришелся в семьдесят разномастных автономных големов. Это не такая уж большая сила, чтобы остановить полторы сотни хорошо обученных рыцарей, но моя кавалерия тоже не бездействовала. Она атаковала оба фланга вражеских всадников, и очень скоро вся ударная мощь конницы обнулилась в тесных рукопашных схватках, копья стали бесполезны. У меня в тылу, как и на речке, наступил хаос.
Граф решил, что пора поддержать автономных големов пехотой, и двинул основную часть войска через Майру. Я сделал то же самое. Но мои позиции были лучше: пехоту графа поддерживали жалкие остатки автономных големов, тогда как наших людей прикрывали управляемые големы, каждый из которых стоил трех-четырех солдат.
