— Что-то еще, господин? — иронично поинтересовался Рэйн.
— Пожалуй, это пока все, — серьезно кивнул Соль и тут же направился в смежную комнату, которая все еще продолжала быть спальней для будущей жены Рэйнхарда Эль Ариен. Сам мужчина давно не обращал внимания на это помещение, и существовало оно больше как дань традиции и память о погибших родителях.
— О как, — растерянно замер старик на пороге в комнату. — Это двойственность натуры или иногда тебе хочется нежности? — поинтересовался он, замерев напротив кровати матери, которая была до сих пор декорирована множеством оборок, кружев, шелком и атласными бантами. Больше всего это ложе напоминало кремовый торт с изящными завитками и узорами.
— Это кровать моей матери, как, собственно, и комната, — встав в проходе, сказал Рэйн, наблюдая за тем, как совершенно посторонний, но столь нужный ему человек подпрыгивает, сидя на кровати, к которой никто не прикасался уже почти шестьдесят лет.
— Сойдет пока, — резюмировал дед. — Я не просто так прошу тебя не покидать эту комнату ближайшие дни, — вдруг неожиданно серьезно проговорил он. — Тебе не просто подсыпали яд один раз, он продолжает поступать в твой организм уже долгое время. Кто бы это ни делал, но он решил подстраховаться.
— Откуда вам это знать?
— Ну, — тяжело вздохнул целитель, — либо ты сожрал за один присест целую тарелку Серой Моры, либо кто-то тебе регулярно ее подсовывает. Этот яд длительного действия, если использовать его разово. Чтобы оказаться в столь плачевном состоянии за столь короткий срок, нужно постараться, и не заметить отравления тебе при всем желании не удалось бы.
— Да-а-а, — протяжно вздохнула я, остановившись прямо перед невидимой границей центрального рынка столицы империи. — Давненько я тут не бывал, — покивала, — но в принципе, ничего и не изменилось, — поделилась я наблюдениями с двумя молчаливыми стражниками, которых выделили мне в сопровождающие. Дарий и Сай были родом с северных границ империи, судя по их внешности, конечно. Рослые, крепко сложенные, светлокожие и русоволосые и, конечно же, аланиты. Люди в доме Ариен выполняли функцию лишь обслуживающего персонала. Кстати, Сэптим раздобыл-таки мою палку, и теперь я была вооружена и опасна, что, несомненно, радовало. — Ну, идем, что ли? Если хотите, возьмите дедушку за ручку, а то, упаси Двуликий, потеряетесь, что я потом вашему главному скажу?
Мужчины лишь обменялись многозначительными взглядами, но так и не обронили ни слова, а молча последовали за мной, врезаясь в толпу, которая и не думала расступаться. И неудивительно, ведь мужчины оделись как обычные жители империи среднего достатка, оставив свой характерный черный наряд дома. Я же, в своей видавшей виды одежке, и вовсе вызывала желание скорее наступить на себя, чем пропустить. Но поскольку я была маленькой и тощей, как сушеная таранка, то и в толпе чувствовала себя куда комфортнее. И палка пригодилась: не заметить и не пропустить меня с ней было все-таки невозможно.
Рынок в столице подобен отдельно живущему городу. Тут, при должном терпении, можно найти все! Начиная от сухофруктов с орехами и заканчивая личным рабом и лошадью. Все что хочешь, если у тебя есть деньги и ты знаешь, где искать то, что твоей душеньке угодно. Моей было угодно приодеться и закупить нужные мне в лечении Ариен ингредиенты. Как и любой женщине, процесс приобретения тряпья мне нравился. Моим спутникам, как выяснилось уже спустя два часа, не очень. Два здоровяка выглядели несколько ошалевшими и затравленными, таща за мной свертки, которые я то и дело им подсовывала. И неудивительно: кроме меня лично, у меня на попечении оказался еще и ребенок, из одежды у которого было лишь то, что выделил прижимистый слуга Ариен. Сильно я не торговалась, а брала то, что нравилось. Деньги никогда меня особенно не волновали. Сегодня они есть, завтра — нет. И если деньги не способны приносить пользу и радость, то смысла в них — никакого.
Конечно, с тех пор как я была на этом самом рынке последний раз, миновало уже немалое количество лет, расположение рядов изменилось. И если с одеждой было просто, то вот найти ряды травников оказалось делом непростым.
— Поверить не могу, — недовольно покачала я головой, обнаружив вместо ожидаемого небольшую площадь, заполненную народом, посреди которой находилась высокая сцена. В самом разгаре были невольничьи торги.
— …Только посмотрите, какие у нее зубы! — кричал невысокий лысоватый мужичок, обращаясь к толпе. — Ее кожа не знала солнца, белоснежная, гладкая, точно ис’шерский шелк! Любой мужчина вознесется к небесам, едва коснется столь дивного тела! — встав рядом с девушкой, что была облачена в полупрозрачные одежды, и водя вокруг нее руками, впрочем, не решаясь прикоснуться, вещал мужчина. — Волосы точно золото!
— Интересуетесь? — ехидно поинтересовался один из моих провожатых, заметив мой пристальный взгляд, направленный на сцену и клети для людей и даже нелюдей за ней.
— Да, — сквозь зубы проговорила я.
— Что? Хотите приобрести? Не слишком ли молода для…
Договаривать он не стал, да и я не была столь глупа, чтобы не понять подтекст.
— Так можете у господина попросить попользоваться, — хохотнул тот, кто назвал себя Дарием. — У Ариен много невольников, может, и для вас найдется!
Рабство в империи процветало. Причем в рабы можно было угодить не только в качестве трофея с захваченных земель, но и быть проданным за долги семьи или другие проступки по решению суда. И не важно, кто ты — аланит, человек, оборотень. Свобода в империи была понятием весьма относительным и, увы, легко теряемым. В рабство попадали все, кто не мог себя отстоять, и не важно — женщина, ребенок, старик или воин. Я, как человек, рожденный в землях свободолюбивой Эйлирии, испытывала ярко выраженную неприязнь к любому проявлению издевательств над личностью. Еще больше моя неприязнь усиливалась в такие моменты, как сейчас. Когда я стояла по другую сторону клетки и понимала, что мне нечего противопоставить варварству этих существ. Я опасалась, что Ариен заклеймит меня уже сегодня, поставив на мне знак низшей принадлежности к своему роду, тем самым объявив меня своей собственностью. Собственно, сегодня, после моего обеденного сна, он поставил меня, так сказать, перед фактом, что намерен это сделать прежде, чем выпустить меня из дома.
— Давай, — прямо взглянув ему в глаза, сказала я, — я срежу его вместе с кожей. И если ты думаешь, что это у меня в первый раз, то зря.
— Так я могу гарантировать вашу защиту, — резонно заметил он.
Конечно, навредить собственности одного из величайших родов империи — преступление. Но больше эта штука нужна, чтобы раб далеко не убежал. Причем не потому, что его перемещения будут отслеживаться, хотя и это тоже, а потому, что клеймо притягивает своего обладателя к хозяину так, что стоит переступить разрешенный предел расстояния — и ты сам побежишь обратно, как бы сильно тебе ни хотелось иного.
— Ты о своей безопасности волнуйся, понял, — уже не скрывая злости, оскалилась я. — Ты что о себе возомнил, а? Мне ваши рабские клейма уже поперек глотки! Я не твоя собственность и знаешь почему? — чуть тише добавила я. — Все вы лишь пепел и тлен, облеченные в плоть на столь краткий срок, что я не успеваю моргать, как на место одних приходят другие! Так вот подумай, что ты собой представляешь для человека вроде меня, чтобы называться моим хозяином?
