– Прошу тебя, – захныкала Роуз. – Это подождет.
– Я освобожусь через десять минут, – пообещала мама. – Иди к себе в комнату, я тебя потом позову.
Поднимаясь по лестнице, Роуз услышала, как Сильви спросила:
– Что это она опять?
Мама что-то ответила, но слов было не разобрать из-за стука ножа по деревянной доске.
Прошло полчаса. Роуз села за домашнюю работу, только вместо задачек по математике перед глазами стояли брызги крови и осколки стекла на полу башни.
– Роуз? – позвала мама. – Что ты хотела мне показать?
– Пойдем, – вскочила Роуз. – Это в башне.
Уголки ее рта опустились. Мама напряженно вытерла руки о фартук и кивнула.
– Ладно, раз ты настаиваешь.
Роуз практически бежала, а мама медленно шла за ней. Мама никогда не спешила.
Спускались сумерки, сентябрьское небо потускнело. Листья клена во дворе мерцали ярким огнем.
– Помнишь рассказы Омы про оборотней? – спросила Роуз, подходя к башне. – Один из них здесь.
Она глянула на маму, ожидая ответа, но та промолчала.
– Оборотень здесь, в нашем мотеле. И он сотворил нечто ужасное.
У Роуз едва не закружилась голова от собственных слов. Мама наконец-то поверит ей, когда увидит кровь. Роуз расскажет ей всю правду о Сильви, и тогда мама обнимет ее и прошепчет: «Бедная моя девочка, ты столько всего пережила. А я тебе не верила. Прости меня».
Дойдя до нужного места, Роуз в смятении уставилась на пол. Ничего. Никакой крови и осколков стекла. Роуз удивленно моргнула, на глаза выступили слезы ярости. Неужели ей все почудилось? Роуз потрогала пол – немного мокрый и пахнет лимонным средством для мытья.
Нет! Нет, нет, нет!
– Здесь была кровь, – задыхаясь, выдавила Роуз. – И битое стекло! От лампочки.
Наверное, Фентон нес в руке лампочку, когда на него напала Сильви. Сильви в облике оборотня, в виде отвратительного создания с крыльями, когтистыми лапами и острыми зубами.
– Роуз, пожалуйста, ну хватить сочинять!
– Я не сочиняю, мама! Это Сильви! Ты не знаешь, кто она. Она уходит каждую ночь и…
– Довольно! – Мама потеряла терпение. – Нет никаких оборотней! Чтобы я больше об этом не слышала. Не вздумай ничего такого сказать отцу или кому-то еще. Если ты умная девочка, то выкинешь это все из головы. А теперь иди к себе, доделывай математику и ложись спать пораньше. Ясно?
Роуз так сильно прикусила язык, что на глаза навернулись слезы. Она кивнула. Да, ясно. Она теперь одна. Ей никто не поможет, даже мама.
По дороге к дому Роуз глянула на окна своей спальни: встревоженная Сильви смотрела на маму и сестру с мрачным видом.
* * *
Мистеру Альфреду Хичкоку
Студия «Юниверсал»
Голливуд, Калифорния
19 сентября 1961
Уважаемый мистер Хичкок!
Папе пришлось усыпить корову Люси. Мы с ней родились в один день. У Люси на боку было пятно – по форме в точности как штат Вермонт. Отовсюду приезжали люди, чтобы ее сфотографировать, и папа всегда говорил, что это пятно – знак удачи для нашей семьи. Тогда что значит ее смерть? Видимо, она принесет еще больше несчастий.
Дядя Фентон пропал, и это я виновата. Я ужасный человек. Я чудовище. Вы не представляете, что я натворила.
Простите, что сваливаю все это на вас, но мне больше не к кому обратиться. Меня разорвет изнутри, если я не расскажу кому-нибудь правду. Тому, кто понимает, что внутри каждого – каждого из нас – живет зло.
Искренне ваша
Мисс Сильвия А. Слейтер
Мотель «Тауэр»
Шоссе 10, дом 328
Лондон, Вермонт
Роуз
Прошло две недели с тех пор, как исчез Фентон, наступил октябрь. Роуз следила за Сильви и готовилась, вспоминая рассказы Омы. Теперь ясно, что бабушка знала все про ее сестру и хотела подготовить Роуз.
– Оборотня можно как-то остановить, Ома? – спросила однажды Роуз, когда они гуляли в лесу.
– Да, – кивнула Ома, – только это довольно трудно. Оборотень очень опасен, Роуз, и очень, очень умен.
– Но ведь можно?
– Если заковать его в железо, хоть в человеческой, хоть в звериной форме, он не сможет менять облик.
– В железо? – спросила Роуз. – В смысле в цепи?
– В цепи, в кандалы, может, в клетку. Я слышала, что король Генрих держал в лондонском Тауэре медведицу.
– В настоящем Тауэре?
Ома улыбнулась.
– Да, в настоящем. Говорят, на самом деле это была любовница короля и она превращалась в женщину только по ночам, когда он снимал с нее кандалы.
– Думаешь, это правда? – спросила Роуз.
Ома задумчиво положила в рот мятную конфету.
– Такова легенда, а в каждой легенде есть и правда, и вымысел. Помни, Роуз, все обычно совсем не так, как кажется.
В гараже нашелся старый отцовский холщовый рюкзак, и Роуз положила в него все, что могло бы ей понадобиться: железную цепь, ржавый капкан, на который папа в детстве ловил лис, сачок для бабочек, огромный кухонный нож и серебристый фонарик.
Содержимое неподъемного рюкзака звякало и упиралось в спину. Пока Сильви спала, Роуз пошла в мастерскую за рюкзаком, припрятанным под верстаком. Она надела темно-синие брюки и черную водолазку, чтобы не выделяться.
Теперь от входа в мастерскую предстояло следить за домом. Если сегодня Сильви не выйдет, ничего страшного. Роуз подождет. Она будет ждать завтра и послезавтра, будет прятаться в темноте столько, сколько нужно.
Однако долго ждать не пришлось.
Примерно через час Сильви вышла на улицу в халате и розовых тапочках. Посмотрела направо, в сторону Роуз и мастерской, затем налево. И побежала к башне.
«Попробуй догони, – будто говорила она. – Давай же».
– Сейчас или никогда, – сказала Роуз, в голове у которой играла одноименная песня Элвиса.
«Завтра будет поздно…»
Роуз медленно и осторожно ступала в тени, стараясь не греметь железяками в рюкзаке.
Особого плана у нее не было. Войти в башню. Дождаться превращения Сильви. Схватить ее.
Заковать Сильви в облике чудовища в цепи. И позвать маму, чтобы та наконец поверила.
Роуз прислонилась спиной к башне, рюкзак оттягивал плечи.
