Поэтому поле боле боя ещё было за нами, несмотря на превосходство врага по всем пунктам. Горели, чадили танки, бронемашины, залегла пехота врага.
Но «Единорог» всё-таки не танк – в открытом и продолжительном противостоянии обречён: слабое бронирование, открытая рубка, бензиновый двигатель, баки и боеукладка не имели допзащиты. И мы несли потери. Довольно существенные. Ребята увлекались, забывали про необходимость частой смены позиций, под сосредоточенным огнем самоходы редко выживали. Но как не увлечься, когда видишь сладкий борт или корму танка? Как не всадить туда пару снарядов? Я их понимал. Начинали отход только после попадания под огонь. А «Единорог» от миномётов совершенно беззащитен.
Одна за другой машины, отстрелив последние дымовые шашки, отходили в тыл. Расстреляли весь боезапас. Приказал им не возвращаться, а, пополнившись, готовиться встречать врага восточнее.
Вот это и было главное испытание. Можно стоять насмерть на месте, можно – маневрируя, но выйдя из боя, двигаясь на восток, смогут ли остановиться, развернуться лицом к смерти, на запад, и опять биться не на жизнь, а на смерть?
– Командир, ты смотри, что происходит! – крикнул Громозека, лёжа на спине и показывая в небо.
– Что? Я не вижу!
– «Илы» таранят немцев!
А произошло следующее. Немцы, отчаявшись бодаться с нами, вызвали авиационную поддержку. И на помощь им пришли бомбардировщики. Тут данные расходятся (сам-то я не видел) – то ли двадцать четыре, то ли тридцать шесть бомберов под прикрытием двенадцати или пятнадцати истребителей прилетели нас перепахивать. А наше командование прислало нам в помощь двенадцать Ил-2 и девять «ястребков». И встретились они у нас над головой.
Оценив ситуацию, командир авиаполка Герой Советского Союза полковник Березов Владимир Ильич скомандовал:
– Лобовая!
Всё он верно рассудил: бомбардировщики немцев Ю-88 имел довольно посредственное курсовое вооружение, а вот Ил-2 – феноменальное – пушки, пулемёты, ракеты.
«Илы» разгрузились куда придётся, прямо в скопление сцепившихся насмерть пехоты и бронетехники. От их бомб равно пострадали и немцы, и мы. Но разом полегчавшие «Илы» пошли в атаку на строй «юнкерсов». Истребители немцев было пытались их перехватить, но были связаны боем нашими «ястребками».
Как жаль, что я не видел этого! Говорят, немцы лопались, как лампочки! Множество взрывов самолетов от подрыва бомб в бомболюках. Большое-большое море огня на месте строя «юнкерсов». Уцелевшие стервятники торопливо сбрасывали свой смертоносный груз – прямо по тылам наступавших немцев.
Видя такое безобразие, истребители немцев бросили оставшихся наших истребителей и кинулись на спасение своих бомберов, но не тут-то было! «Илы» успели развернуться и встретили врага строем и в лоб. А спереди от «Ила» лучше не летать! Истребители немцев прыснули кто куда, преследуемые нашими истребителями.
К великому сожалению, комполка Герой Березов погиб первым. Он шёл в строе впереди, успел своими ракетами, пушками и крупнокалиберными пулемётами развалить три самолёта врага, но вот от третьего его и настигла смерть – рванули бомбы в бомболюках. Самолёт Березова и ещё четыре немецких бомбера разнесло на запчасти. Планер комполка лишился хвоста и одного крыла и в неуправляемом падении столкнулся с землёй прямо перед позициями наших противотанкистов-«сорокапяточников» и загорелся. Наши бойцы тут же поднялись в атаку и захватили горящие обломки самолёта, но пилот был мертв.
Когда мне доложили, я спросил про бортстрелка и не угадал – в это время «Илы» были ещё одноместными. Или конкретно этот Ил-2 был одноместным.
Воюю вслепую. Контратака и подсчёт потерь
Действия наших летчиков в небе резко изменили ситуацию на земле. Особенно моральное состояние сторон. Противник был подавлен, наши же бойцы чувствовали необыкновенный душевный подъём. А что это значит? А вот что:
– Ура! В атаку! За Родину! За Сталина! Бей нечисть! Ур-ра!
Я вскочил и с ППС побежал вперёд. За мной топал Громозека, на ходу свинчивая трубки держателя моего личного стяга, того, красного, с белым трафаретом медвежьей морды.
– А-а-а! – ревели сотни глоток вокруг меня.
Умом-то я понимал, что толку от меня в этой атаке ноль, но поясницей чуял, что именно мне и надо их вести в атаку. Спинной мозг своей интуицией всё мне верно подсказал: душевный подъём моих бойцов, подавленность врага, командир в атаке, тем более весь в бинтах. Как им усидеть в норе? Ура! Вперед!
Пехота в штыки сошлась с немецкими панцергренадерами, закидывала танки врага гранатами и бутылками КС, «Единороги» через наши головы лупили по танкам, горящим, замершим на разбитых гусеницах, развернувшимся к пехоте, подставив под снаряд тыльные проекции. В бой шли «Кирасиры», разрывая немцев крупнокалиберными пулемётами, шел в бой и «Сталкер», щедро распыляя огнесмесь из огнемёта.
А в тылах противника, пробомблённых немцами же, царила сумятица, они не смогли поддержать штурмовые формации огнём, оставив их один на один с нашими озверевшими бойцами.
Вот так и выбили врага на исходные позиции.
И тогда я отдал приказ на отход. Отходили на восток на запасные позиции в полном порядке. Без спешки и суеты. Под музыкальное сопровождение морского духового оркестра. Волокли в тыл свою битую технику, орудия, раненых и погибших.
Противник не решился на преследование. Так-то! Тут вам не Франция!
Эйфория атаки спала, стал считать камни. И занятие сие дюже уж печальное. Вот, слушая или читая фронтовиков, в той жизни я удивлялся, что степень тяжести боя они измеряли не трупами врагов, а погибшими товарищами. Мне, тогда ещё мальчику, казалось – ну что ж вы такие некреативные, надо битые танки врага считать, а не потери, – а теперь я их понял. И Ё-комбата остро понял. Мне было плевать, сколько серых трупов там осталось, сколько битых «панцеров», а вот каждый из погибших моих бойцов – боль на сердце. Их уже не вернуть. Никогда.
Немцев ещё много осталось, а вот от моего полка – рожки да ножки. «Единорогов» только половина в строю, Т-70 – считай, что и нет. «Кирасиры» также изрядно выбиты. Группа Мельника разгромила обходной отряд врага, но Мельник не смог удержать себя и людей от контратаки, нарвался, потерял половину отряда. Да, с бухгалтерской точки зрения его бой – победа. Он уничтожил втрое больше немцев, чем потерял сам, но повторюсь, немцев и их приспешников – полная Европа, а у нас больше нет людей. Ещё один такой бой, и полк кончится, иссякнет.
Мой начштаба, почему-то с вымазанной сажей и грязью мордой, был суров и сосредоточен.
– Чем воевать будем?
Он махнул рукой, расстелил карту. Стал диктовать расклад сил. А не так всё и плохо! Командование нам подкинуло пехоты, ещё семь ПТО орудий с расчётами. «Прощай, Родина!» – 45 мм. Противотанковую роту – двенадцать пт-ружей. Пулемётную роту с «максимами». И батарею «Катюш» с одним боекомплектом. И сапёров с тремя сотнями противотанковых мин. Повоюем!
