– Спасибо, братцы! От всей дивизии спасибо!
Он махнул рукой, подбежал паренёк в полушубке с папкой и коробочками.
– Каждому из тех, кто покинул вчера тот берег, я подписал рапорт о снятии взыскания. Все восстановлены в правах, в званиях, всем возвращены награды. Награды погибших отправят семьям. Вам, каждому…
Он подошёл и вручил каждому по коробочке, говоря:
– Всё, что могу…
Следом шёл этот паренёк и заполнял орденские книжки и выискивал приказы о награждении в стопке с уже заполненными наградными листами. Я назвался и открыл коробочку. «За отвагу!» Самая ценимая медаль. Моя первая медаль.
– А погибшие?
– Фамилия?
– Кузьмин.
– Медведь? Так вот ты какой, Медведь! А прошлый раз всё в скромнягу рядился. Надеялся, что в нашей дивизии останешься, но за тобой уже приехали. Да, по твоему вопросу. Всех наградить не могу. Продиктуй фамилии наиболее отличившихся моему ординарцу.
Поражённый полковником, я не сводил с него глаз. И только теперь, после его слов, заметил двух командиров, скромно стоящих у второй «эмки». Кельш со знаками различия пехотного полковника и подполковник Степанов. Сашка!
Комдив встал перед нашим строем, дождался, когда я закончу диктовать фамилии, ещё раз поблагодарил нас за подвиг и сказал напоследок:
– Вы вольны вернуться в свои части. Но пожелавших остаться с радостью приму в наши ряды.
– Служить под вашим началом – честь! – ответил я за всех.
Полковник благодарно кивнул в ответ, бросил косой взгляд на Кельша и Степанова, поманил в машину Федю, сам сел. Федя, радостный, светящийся, наскоро обнял всех, заскочил в «эмку» и уехал с комдивом.
Мои «штрафники» удивлённо разглядывали подходящих старших командиров.
Кельш встал прямо передо мной, насмешливо разглядывая. Степанов мялся сзади. Кельш протянул руку:
– Наш герой, как всегда, порван в клочья, но жив. И я искренне рад этому. И как тебе это удаётся? Даже завидую.
Я пожал протянутую руку, поморщившись от боли в простреленной руке и боку:
– Через боль, товарищ майор госбезопасности. И с каждым разом всё большую. А завидовать не советую. Не дай вам бог пережить такое.
– Да, тут ты прав. Ну что ж! Не буду вам пока мешать, – он глазами дал команду Коту и отошёл к машине.
Степанов подошёл ближе, взял меня за плечи и внимательно разглядывал, как китайскую фарфоровую вазу. Наконец улыбнулся широко и сжал меня в объятиях. И я его обнял. Как бы то ни было, а я успел привязаться к нему.
– Живой, Хозяин тайги! Живой! Я тебя уже три раза схоронил, а ты живой! Как я рад!
– Я вообще-то тоже рад, Саня, но не тискай так сильно. Меня тут малость потрепало.
– О, прости, Витя!
– Я вижу, вы в званиях растёте, товарищ подполковник. А здесь какими судьбами?
– Курсы закончил, звание подкинули, еду за распределением в Резерв Ставки. Вот, узнал у Кельша, что ты тут, за тобой заехал. Приехал на НП дивизии, а там говорят, что рота твоя геройски погибла.
– Как видишь, это правда. От роты осталось… Ничего не осталось. Это всё, – я обвёл рукой короткий строй. – А зачем за мной приехал? Не повидаться же?
– Конечно, нет. С собой тебя забрать хочу. Такого старшины больше не найти.
– С собой, говоришь? – задумчиво сказал я.
– Соглашайся, Вить!
Я посмотрел в тоскливые глаза притихших «штрафников». Кстати, повар, случайно огребя медаль, уже тихо скрылся с глаз. Но на всякий случай недалеко – вон валенки торчат меж копыт коня.
– Не один я, Саша. Это братья мои. Соратники.
– Так в чём беда?! Такие бравые орлы никогда не помешают. И их берём, – вальяжно махнул рукой Степанов.
Я повернулся к «штрафникам». Кот торопливо пристроился к строю. Морда озабоченная, как у голодного котяры, почуявшего рыбный запах.
– Ребят, это мой ротный. Отличный мужик, замечательный командир, хоть и сыщик. Вы слышали его предложение. Кто со мной?
Все четверо сделали шаг вперёд.
– Брасень, ты хорошо подумал? С краснопёрыми придётся служить.
– Сам говорил, пришло время отринуть прошлое. Ночью все одного цвета, – насупился Брасень.
– Давно бы так. Спасибо за доверие, мужики!
Потом повернулся к Степанову:
– Мы готовы. Когда выдвигаемся?
Санёк совсем пацанским жестом сдвинул шапку на лоб, зачесал затылок. На помощь ему пришёл Кельш.
– Товарищ подполковник, примите, – крикнул он, доставая рюкзак из машины.
Степанов сходил, хромая, принёс рюкзак, тулуп. «Эмка», развернувшись, ушла, увозя Кельша.
– Пришлёт за нами машину. А чтобы нам не скучно было ждать… Эй, повар! Не накормишь внештатного едока?
Пока расстилали тулуп, я наткнулся глазами на красноречивые глаза Брасеня. Кивнул. Брасень тут же ушёл. Увидев его манёвр, за ним последовали и Кот с Иваном. Прохор пробубнил:
– Пойду «Путейский» посмотрю, – тоже ушёл.
Мы с подполковником остались вдвоём.
– Что это они?
– Головы не забивай. Трофеи.
– А! Да, после спирта самый ценимый разменный предмет – немецкий пистолет. Как раз в тыл едем.
– Далеко?
– В Москву, – гоготнул Санёк, разливая коричневый ароматный напиток из бутылки без этикетки по маленьким мельхиоровым стопкам.
– Ставка в Москве? – удивился я. – Как же так? Почти вся Москва под немцем.
– Это верхняя Москва. А подземная – наша. Там, в катакомбах, Ставка.
– Охренеть!
– Давай, Витя, за Сталина. Так и не покинул он столицы. Исключительной мужественности наш вождь.
Я выпил. Тост Степанова ничуть меня не покоробил, не показался он мне ни подхалимством, ни пропагандой. Теперь я и сам, провоевав полгода, готов был за Сталина глотки рвать и жизнь отдать. Вот так-то! Сюда бы всех либерастов и дерьмократов! И-ех! Или его с его командой туда! Торговцев органами бы быстро извели под корень.
Второй тост выпили стоя. И молча. Третий – за Победу. Только после я начал есть.
– Отличный коньяк!
– Кельш подогнал. Сказал, от твоего крестника. Говорит, ты поймёшь.
Я чуть не упал, как только допёр до «крестника» – кавказца. Коньяк-то армянский.
Степанов с любопытством смотрел на меня. Сыщик, что с него взять?! Уже унюхал, всё просчитал.
В это время мимо погнали колонну военнопленных. Мы очень долго провожали её взглядами.
– Надеюсь, привыкнем, – вздохнул Санёк, – почаще бы наблюдать подобное.
