– Не скоро, – ответил я набитым ртом.
– В смысле?
– Сегодняшнее отступление – инициатива на местах. Генералы вермахта в растерянности. Их же не часто бьют. Почти никогда. Они оклемаются, огрызаться начнут. Гитлер истерику им закатит – вообще отступать перестанут. А там весна, распутица, война подзавянет. А летом они долбанут.
– Думаешь? Но мы-то уже не те!
– И они тоже. Разом везде буром переть уже не смогут. Где-то в одном направлении, но мощно.
– В каком?
– На севере им ловить нечего. Ну, возьмут они Ленинград и отрежут Мурманск. Нам будет сложнее, но не смертельно. А им что это даст? Ничего. Центр? Они рвались к Москве, к сердцу. Вот, взяли Москву. Почти. Нам это создало множество проблем. Но не убило же! И они извлекут из этого урок. Юг. А вот тут всё очень интересно. Самая сильная наша группировка была на юге, до Киева. Теперь всё здесь. Юг оголён. А там и хлеб, и уголь, и металл, и нефть, и люди, в конце концов. Если они отрежут нас от кавказской нефти, что будет с нашей армией без топлива?
– М-да! Вить, тебе в Генштабе работать надо.
– Там уже мест нет. А что, я согласен! Тепло, светло, не стреляют, кормёжка отличная. Одна беда – волосатой руки у меня нет. Все мои друзья и знакомые – потенциальные герои-смертники. А блат, Саша, главнее Совнаркома!
Степанов смеялся до слёз.
– Да твоим знакомствам только позавидовать! Сам же в самое пекло лезешь!
– Это да! Каюсь, контужен на всю голову.
– А теперь, контуженый ты мой, послушай, как на самом деле будет. Мы окружим здесь, в Подмосковье, лучшие подразделения врага. А как земля подсохнет, подоспеют резервы второй волны, и мы погоним этих мародёров с нашей земли по всем фронтам.
Я смотрел на яростного Степанова, не стал спорить. Пусть так думает. Не, не так – так и надо думать! Моё «пророчество», основанное на послезнании, сильно попахивало пораженчеством. А вот убеждённость Сашки вдохновляла. Поэтому я сказал лишь:
– Дай-то бог, чтобы было по-твоему. Кому ж не хочется их выгнать с нашей земли?
Вернулся Прохор. Уставший, разочарованный. Покачал головой – никого живых не нашёл, полез в подвал. Что он там потерял? А, вон оно что – на улицу полетели вещмешки и телогрейки бойцов роты. Вот и мой мешок вылетел. Я подобрал его, вытряхнул полушубок, накинул на плечи.
– Странный он какой-то, – тихо сказал Степанов.
– Старовер. Сибиряк. Медбрат наш. Оружие в руки не берёт, мухи не обидит, но бесценный соратник. Если бы не он, вообще бы никто не выжил. Представляешь, его с голыми руками на пулемёты отправили. Хорошо, успел перехватить. Вот раненых и таскает. Бывает, по двое за раз.
– А я его увидел, сразу представил с «дегтярём» наперевес. Но и раненых тоже кто-то должен спасать. Если бы не санитары, война бы уже кончилась. Один из госпиталя стоит троих домашних новобранцев, – рассказывал Степанов, задрав голову вверх. Там мелькали ласточками полдюжины самолётов. Тихо и красиво. Кто кого гоняет, непонятно. Вот один отвалил от общей схватки и, потянув за собой дымный след, планировал, крутясь через крыло, к земле.
– Никогда не хотел быть лётчиком? – спросил он меня.
– Я Медведь, – пожал я плечами, – медведи не летают. Даже во сне.
Во сне они косячат, теряют близких и знакомых и умирают.
Вернулась первая партия трофейщиков. Навалили в кучу немецких рюкзаков, портупей, сапог, даже пулемёт с лентой, два автомата с подсумками. Степанов рассмеялся, ткнул пальцем в Брасеня:
– Коронован?
Брасень стиснул зубы, прошипел:
– Это было давно и неправда.
– Не надо отрекаться от заслуженных регалий. Кого попало не коронуют. Но вот то, что назад пути тебе точно не будет, правда. Как называть тебя?
– Брасень.
– Не слышал. Не важно. Честно будешь воевать – честь тебе и почёт. Только с оружием в тыл хода нет.
Мои трофейщики растерялись, с сожалением смотрели на оружие.
– Брасень, продолжай выполнение поставленной задачи. Что-нибудь придумаем, – велел я. – А, кстати, ты помнишь, чем отличается мародёр от бойца Красной Армии?
– Боец Красной Армии трофеи оформляет документально! – доложил Брасень, вытянувшись по-уставному.
– Не забудь об этом.
– Так точно.
Они ушли. Степанов проводил их глазами.
– Собрался с собой тащить?
– Саш, ты уверен, что нас в тылу обеспечат всем необходимым? Сколько заводов и запасов мы потеряли? А перефразируя Ленина, снабжение красноармейца – дело рук самого красноармейца.
Степанов опять рассмеялся, разлил последнее. Подошёл Прохор, сел в сторонке, стал в блокноте вести перепись трофеев. Мы оба не сдержали улыбок.
– Вор безграмотен? – спросил Степанов.
– Зато расторопен. Старшина роты готовый, – ответил я.
Потом пришла полуторка. Меня, пьяного, погрузили в кузов, обложили трофеями, ребята расселись вдоль бортов, Степанов хлопнул дверью кабины. Поехали. Я, как тот старослужащий, мудрый, быстро засыпающий, сразу уснул под негромкие разговоры бывших штрафников.
Плюшки из Резерва Главного Командования. Подземная Москва
Ехали долго. Я перестал ориентироваться, так как всю дорогу провёл в полудрёме. Боясь уснуть крепко – вдруг будущее приснится, а там что-то совсем тоскливо.
Потом мы спешились, сгрузились, полуторка ушла. Оказались мы у настоящего железобетонного форта, недобро смотрящего на нас бойницами. Форт бдительно охранял вход в подземную часть Московского метрополитена. Вышедший начкар в форме пограничника недолго пообщался с Саньком, мы прошли внутрь, но не через железнодорожные пути, а через стальную калитку в форт. Там сдали оружие, расписались в журнале, получили расписку. Санёк оставил нас в подземной казарме форта, сам ушёл звонить. Вернулся он нескоро. Мы успели искупаться, постирать одежду, поужинать. Начгар был предусмотрителен, но ненавязчив. Нам выдали не новое, но чистое исподнее, своё мы сдали взамен. Расположились на железных трёхъярусных койках, скрипящих пружинной сеткой. Расслабило, аж затащились! Один Прохор не расслаблялся – занялся нашим врачеванием. Лечил он больно. Жгло и корёжило. Зато потом лафа!
– Рота, подъём! – заорал Степанов, заходя.
Я, вскакивая, приложился о железный уголок второго яруса головой, обложил его матюками. Сразу надулась шишка. А если бы не Прохор? Ходил бы как с рогом? А Прохор просто подул, погладил – шишки как не бывало.
– Чё ты орёшь? Тебе дверью прищемило? – накинулся я на Степанова.
– С вещами на выход!
– Что ты скалишься? Оставь свои шуточки. Толком объясни.
– Мы с тобой едем в управление. Ребята тут нас подождут. Надеюсь, в этой гостинице приемлемый уровень обслуживания?
