– Надраться хочется, Витя, но с младшим по званию – сам понимаешь. Давай без чинов!
Я пожал плечами:
– От этого я генералом не стану.
– Да ладно. Те, кто с тобой мимоходом сталкивались, вообще уверены, что ты полковник.
– Ха! Крутовато! Ого! Коньячок я уважаю!
– Знаю. Я тоже. Хотя… И фронтовые не разведённые за милую душу идут.
– А я в боях не пью. Боюсь. Выпьешь – приятно. Но башка уже не так шарит, упустишь что – людей потеряю.
– Поэтому они за тебя и горой. Себя не бережёшь, норовишь каждую дырку собой заткнуть. А их бережёшь. Они это видят.
– Не вижу в этом особой заслуги. Каждый так должен.
– Должен, но не каждый так делает. Разливай, чего уснул?
– А что за повод?
– Обмоем мой провал, Витя.
Я не понял, но разлил, выпили. Спрашивать не стал – и так ясно, что сам расскажет. Надо ему душу излить. Лучше меня жилетки не нашёл? В принципе, логично. Я ни в одной обойме не состою, сам по себе, человек соображающий, но маленький, ничем не угрожающий и в падении Кельша не заинтересованный. Но не за этим же ты меня с фронта вытащил? Надраться?
– Знаешь, Виктор, – выпив вторую, начал Кельш, – когда ты пришёл и принёс сведения о будущём, у нас закружилась голова от открывшихся перспектив. Была создана рабочая группа по работе с иновременными явлениями. Мы занимались розыском и изучением уже найденного. Поначалу эта работа обещала грандиозные достижения. И вот прошло полгода. И знаешь что?
– Что?
Кельш выпустил воздух губами.
– Не может быть! – удивился я. – Должны быть результаты! Я вам принёс записи, предметы, рации, маленькие, мощные… Я нашёл ещё одного гостя из будущего, правда, опять не говорящего. Как же так?
– Более того, мы разыскали двух живых. Одного в дурдоме. Из двадцать второго века, но полный дегенерат. Задницу подтереть не может самостоятельно. Говорит на таком суржике, что понять невозможно. И ничего, ничегошеньки не знает. Полезность – ноль! Ещё один – из семь тысяч какого-то года. А, да, «от сотворения мира в Звёздном Храме». Лысый, с чубом из макушки, с мечом и кнутом. Пока брали – троих осназовцев порубил, четверых покалечил.
– Чуб этот оселенец называется. Волосы из родничка не стригутся с рождения до смерти. Не вздумайте его подстригать. Если воину обрезать оселенец – сам себя убьёт. Это потеря чести.
– Это у самураев.
– Это у предков наших. Воинов Святослава. Этот вой из нашего прошлого. Предок наш. И летоисчисление их таким было. И совпадает. Плюс-минус. Но ловок. Семерых смог обезвредить.
– Бойцы, бравшие его, говорят, что его меча почти не видели – так быстро им махал. И к боли нечувствителен. Был. Теперь обычный.
– Так вам вообще достался дружинник. Высшая воинская каста. Это был боевой транс.
– Что?
– Состояние изменённого сознания. Когда скорость реакции и все внутренние процессы настолько сконцентрированы и ускорены, что даже с пробитым сердцем такие могут до нескольких минут биться с огромной силой и ловкостью.
– Слушай, откуда ты это знаешь?
– Николай Николаевич, как вы этого не знаете? Это же наша история, прошлое этой земли и нашего народа! Скандинавы таких берсерками называли.
– Ладно. Ну и что? Что толку? Фехтованию у него учиться?
– Навыкам боевого искусства. Оружие, которое всегда с тобой – ты сам. Если умеешь владеть своим телом, а такие гридни умели как никто – автомат только увеличит твою мощь. Вот этому он бы ваш осназ и научил.
– Этому можно научиться? – удивился Кельш.
– Наверное. Я-то научился.
– Ты? Ты тоже так можешь? – Кельш вообще охренел.
– А как я, по-вашему, на пулемёты в атаку хожу? Один здания зачищаю? Тут одно «но» – если вовремя из этого не выйти, то энергетический коллапс, разрыв сердца, сосудов мозга.
– Ах ты, шельмец! И давно это с тобой?
– С детства. В бане перепарился, время замедлилось. Так оно каждый раз кажется. И в момент сильного стресса. Испуг, например, или злость. Я называю это яростью. Когда я разозлюсь, это легко происходит. Как рукопашкой стал заниматься, так это и стало развиваться.
– Когда это ты рукопашным боем занимался? – насторожился Кельш.
– А-а! – я погрозил ему пальцем, разлил ещё. Решил сменить тему: – А предметы оттуда? Армии очень нужны подобные «Моторолам» рации. Лёгкие и компактные.
– Компактные? А-а, англицизм.
– Маленькие. Вы на мои слова и вообще на личность мою сильно не отвлекайтесь пока.
– Я понял уже. С рациями ещё более-менее, а с остальным – сложно. И с рациями. Произвести их невозможно. Наша промышленность на это пока не способна. Нужны огромные средства, чтобы появились нужные мощности. А их, сам понимаешь, нет. Учёные почесали затылки и дружно покрутили головами.
– Так я и думал. Как говорил один пакостник, объективные предпосылки. Но чем больше я об этом думаю, тем чаще мне в голову приходят слова ещё одного моего знакомого: тупики только в головах. А вот как пробивать тупики в головах, я знаю только один способ.
– Выпускать проветриваться мозги? Наслышан. Незаконно, но быстро. Не лечит причин, только на время снимает последствия большой ценой.
– Знаю, – кивнул я, разливая ещё по одной, – но мне и нужен был временный эффект. Цель определяет средства.
Мы выпили, Кельш, шумно занюхав, продолжил:
– Так что положительных результатов мы добились весьма ограниченных, а вот цена этого…
Он тяжело, горестно вздохнул, сам разлил остатки из бутылки, поставил её под стол (а я думал, что эта традиция из моего времени), сказал:
– На волне эйфории мы привлекли такие ресурсы! А как оказалось, просто отвлекли. Огромнейший аппарат сработал почти вхолостую. Благодаря тебе, я вознёсся из рядовых, в общем-то, сотрудников, в главу группы особого назначения. А теперь…
Он махнул рукой.
– А я-то вам зачем?
Он каким-то фокусным приёмом извлёк на свет ещё одну бутылку, сам распечатал, сам разлил, сказал, когда коньяк оказался в желудках:
– Когда первоначальный ажиотаж и бардак утрясся, пошла целенаправленная работа. Чуть не сказал «плодотворная». Так вот, был составлен перечень признаков гостинца для рассылки аппарату на местах. И знаешь что?
– Что?
– Кто оказался в лидерах отчётов?
– Я?
– Точно. Ты попадал по всем статьям. Почему?
– Почему?
– Нет, это я у тебя спрашиваю!
– А вы вопросник не с меня писали?
Кельш заржал довольный, разлил опять, продолжил:
